| Россия, Китай и Европа в Центральной Азии: история политики и взаимодействия |
 |
 |
| ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕВРАЗИЯ - ПОЛИТИКА | |||
| Автор: В.Парамонов | |||
| 14.05.2012 08:24 | |||
|
- периода расцвета Великого шелкового пути (ВШП); - периода заката Великого шелкового пути. Период расцвета Великого шелкового пути Данный период был наиболее длительным в истории отношений между Китаем и Центральной Азией, Европой и Центральной Азией, начался примерно во II веке до нашей эры, когда формировалась трансевразийская система сухопутного торгового транзита, и продолжался около восемнадцати столетий, вплоть до конца XVI века. В свою очередь, отношения между Россией и ЦА во времена Великого шелкового пути носили особый характер. С одной стороны, российско-центральноазиатские отношения следует рассматривать в качестве составной части европейско-центральноазиатских отношений, тем более, что географически российское государство (Русь) сформировалось в пределах Европы. С другой стороны, отношения между Россией (Русью) и Центральной Азией в течение примерно полутора веков (с середины XIII века до конца XIV века) находились под контролем Золотой Орды – евразийского центра силы того времени, влияние которого распространялась на значительные территории России (Руси) и Центральной Азии. В целом же, на всем огромном временном промежутке периода ВШП китайское, европейское и российское присутствие Центральной Азии носило в основном торгово-экономический характер, а вопросы политики и безопасности, хотя и имели важное значение, однако, были вторичны по сравнению с вопросами экономики. Во-первых, в экономическом плане в период расцвета ВШП государственные образования, расположенные на территории современной ЦА, служили торгово-транспортным мостом между Европой и Азией, а сухопутный транзит был главным локомотивом экономического развития и научного прогресса региона, а также смежных внутренних пространств Евразии. При этом следует особо отметить, что в последние три с половиной столетия существования ВШП (с середины XIII века до конца XVI века) российско-центральноазиатскиеэкономические отношения были выражены наиболее ярко. Дело в том, что с середины XIII века и до конца XIV века Золотая Орда фактически монополизировала сухопутной транзит, и торговые потоки из Китая в Европу проходили преимущественно по северному направлению ВШП: Китай – север центральноазиатского региона – Россия (Русь) – Европа. Как представляется, именно это явилось главным фактором более чем векового могущества Золотой Орды. После краха Золотой Орды и возвышения империи Амира Темура (конец XIV – начало XV века) торговый транзит стал проходить преимущественно по южной части Центральной Азии и далее по регионам Среднего и Ближнего Востока, не затрагивая территорию России (Руси). Вследствие этого российско-центральноазиатские торгово-экономические связи в течение XV века несколько ослабли, но вскоре вновь стали интенсифицироваться, особенно во второй половине XVI века в результате расширения и усиления российского государства во время правления Ивана Грозного (1547-1584). Во-вторых, в плане безопасности Великий шелковый путь был стержневым элементом евразийского взаимодействия, играл важную (если не ключевую) роль в формировании всей тогдашней системы международных отношений, по крайней мере, на внутренних просторах Евразии. Именно вопросы обеспечения безопасности торговых «коммуникаций» были главным объединяющим фактором во взаимоотношениях государственных образований того времени, хотя данные взаимоотношения далеко не всегда были мирными, сопровождались «переделом» сфер влияния. В результате на всем огромном временном промежутке Великого шелкового пути так и не смогла сформироваться устойчивая система безопасности трансевразийских торговых потоков. Вопросы безопасности, несмотря на достаточно активное международное сотрудничество, былисамым «слабым местом» ВШП, что значительно снижало его эффективность. Практически всегда Великий шелковый путь был объектом ожесточенной борьбы за контроль над теми или иными его участками. Некоторым исключением в данном плане можно считать только три краткосрочных (по историческим меркам) периода, когда контроль над значительными объемами торговых потоков по ВШП осуществлялся из единого центра: во второй половине VI века н.э.– Тюркским каганатом, во второй половине XIII века – первой половине XIV века – Золотой Ордой, в конце XIV века – империей Амира Темура. В остальное время различные участки евразийских коммуникаций контролировались различными более мелкими государственными образованиями (зачастую небольшими феодальными княжествами), жестко конкурировавшими со своими соседями за территории и влияние. Хотя правителям данных владений в целом удавалось обеспечивать стабильность торговых потоков, тем не менее, гарантировать высокий уровень безопасности «коммуникаций» на таком огромном расстоянии в эпоху феодальных междоусобных войн было просто невозможно. По этим причинам торговцы, как правило, в редких случаях пересекали все пространство внутренней Евразии, а предпочитали производить товарообмен в промежуточных пунктах. Скорее всего именно по этой причине в период расцвета ВШП внешние связи центральноазиатского региона проявлялись в основном с Китаем и Россией (Русью) и крайне слабо – с географически удаленной Европой. Причем, образно выражаясь, «российско-центральноазиатско-китайское» взаимодействие интенсифицировалось в условиях роста могущества Золотой Орды. Во второй половине XIII века и первой половине XIV века эта империя контролировала большую часть внутренней Евразии, оказывала сильное влияние на Россию (Русь), Центральную Азию и Китай. Тем более, что в XIII-XIV веках в «Поднебесной» царствовала монгольская династия Юань, тесно связанная с Золотой Ордой. В-третьих, в политическом плане китайское, российское и европейское присутствие в регионе, как и собственно взаимовлияние Китая и Центральной Азии, а тем более Европы и Центральной Азии друг на друга, были минимальными, не вели к их «геополитическому сращиванию». В качестве некоторого исключения можно рассматривать лишь два кратких, причем разделенных несколькими столетиями временных промежутка, когда политическое взаимное влияние Китая и Центральной Азии, а также России (Руси) и Центральной Азии было достаточно велико. Так Китай имел сильные позиции в Центральной Азии в конце VII – начале VIII веков во время правления китайской династии Тан. В свою очередь, политические отношения Центральной Азии и России (Руси) были тесными в эпоху могущества Золотой Орды (конец XIII– начало XIV веков), армия и правящая элита которой состояла из представителей самых различных народностей внутренней Евразии, среди которых было немало выходцев из русских и «центральноазиатских» земель. Однако вышеизложенное не меняет общей картины крайней слабости политического взаимодействия России (Руси) и Центральной Азии, Китая и Центральной Азиив период существования ВШП, не говоря уже о политическом взаимодействии Европы и Центральной Азии. *** В целом же, на всем протяжении Великого шелкового пути взаимодействие Европы, России (Руси) и Китая с ЦА характеризовалось нестабильностью, было крайне неоднозначным по своей сути. С одной стороны, связи были органично «вплетены» в жесткую борьбу за контроль над различными сегментами сухопутных торговых коммуникаций. С другой стороны, правители Китая, Центральной Азии, России (Руси) и той же Европы прилагали максимум усилий для обеспечения безопасности самих торговых потоков. Период заката Великого шелкового пути Данный исторический период начался в конце XVI века и, по сути, продолжается до сих пор. Стремительное развитие морских транспортных перевозок в эпоху Великих географических открытий (ХVI век) привело к переориентации мировой торговли с сухопутных маршрутов на морские, вызвав тем самым тектонические сдвиги во всей системе международных отношений. Как в плане экономики, так и в плане политики и безопасности кардинально возросло значение морских коммуникаций и приморских территорий Евразии на путях следования торговых судов, а значение внутренних пространств кардинально уменьшилось. И хотя в период XVII–XIX веков (по мере освоения приморских территорий в ходе колониальных компаний того времени) значение внутренних пространств Евразии в определенном смысле также росло, однако с точки зрения экономики оно так и не приблизилось к значению приморских. В итоге, уже на протяжении более четырех столетий сухопутный транзит между Европой и Азией находится в состоянии упадка, что еще в начале XVII века привело к фактической изоляции Центральной Азии в системе международных торгово-экономических и политических связей, в том числе с Европой, Россией, Китаем. Во-первых, в экономическом плане вместе с закатом Великого шелкового пути и масштабным свертыванием сухопутных торговых отношений между Европой и Азией были в значительной степени прерваны транспортно-коммуникационные, производственные, научные и иные связи между Китаем и Центральной Азией, а также между Европой и Центральной Азией. Торгово-экономические связи между Россией и Центральной Азией продолжали достаточно интенсивно развиваться до XVII века. Однако, начиная со второго десятилетия XVII века (после окончания «великой смуты» и прихода к власти династии Романовых) Россия практически полностью переориентировала свои экономические связи на Европу. В результате, Центральная Азия примерно на два с половиной столетия (с начала XVII века до середины XIX века) оказалась фактически в состоянии экономико-географической изоляции от Европы, Китая и даже России. Однако во второй половине XIX века Центральная Азия частично преодолела состояние изоляции вследствие формирования единого российско-центральноазиатского экономического пространства в рамках Российской империи. В то время регион был безальтернативным для зарождающейся российской буржуазии местом приложения капитала и источником жизненно необходимого для развивающейся российской промышленности сырья, что и побуждало правящие круги России принимать активные действия по вовлечению региона в орбиту своего монопольного экономического влияния. В результате, экономическое присутствие России в Центральной Азии стало стремительно нарастать, и к концу XIX века уровень российско-центральноазиатского экономического взаимодействия стал примерно сопоставимым c уровнем взаимодействия между европейскими и азиатскими частями самой России. В советскую эпоху Россия и Центральная Азия сосуществовали в рамках единого экономического комплекса, функционировавшего в условиях планово-централизованной системы управления. Это во многом предопределило беспрецедентный в истории России и Центральной Азии экономический взлет. В то же время, экономические связи ЦА с Китаем и Европой вплоть до распада Советского Союза оставались на крайне низком уровне, а роль центральноазиатскогорегиона в качестве торгово-транспортного моста между Европой и Азией так и не была восстановлена. Во-вторых, в плане безопасности, по мере заката торговли вдоль Великого шелкового пути и постепенного погружения Центральной Азии в состояние не только геоэкономической, но и геополитической изоляции, результатом стало свертывание взаимодействия региона с Европой, Россией, Китаем и в сфере безопасности. Причем,с Европой и Россией данное взаимодействие существенно сократилось уже в начале XVII века (одновременно с практическим коллапсом экономических связей), а с Китаем оно стало сворачиваться постепенно: китайско-центральноазиатская караванная торговля все же продолжалась до середины XVIII века (хотя ее масштабы и были несущественными по сравнению с периодом расцвета ВШП). Более того, в условиях географической близости и, одновременно, кардинального снижения значимости экономической составляющей отношений закономерным стал пересмотр именно между Китаем и Центральной Азией ключевых принципов взаимодействия между собой в сфере безопасности: в сторону все большего восприятия друг друга в качестве потенциальных противников и источников угроз. Особенно острые формы это приобрело со второй половины XVIII века – после включения в 1760 году Восточного Туркестана (современного Синьцзяна) в состав Китайской империи. В то время приграничное с Китаем Кокандское ханство особенно активно поддерживало сепаратистское движение уйгур в соседнем Синьцзяне, что несло угрозу территориальной целостности Китая. Это вынудило Китай фактически свернуть отношения с Центральной Азией, сосредоточившись на вопросах обеспечения безопасности своих западных рубежей, превратив их в форпост на «границе» с Центральной Азией. Однако, во второй половине XIX века, по мере вхождения региона в состав Российской империи, российско-центральноазиатское взаимодействие в сфере безопасности стало быстро возрождаться и становиться чрезвычайно тесным. В эпоху же сосуществования региона и России в рамках единых государственных образований (Российской империи и СССР), все вопросы безопасности стали предметом политики сначала России, а затем СССР. Именно Россия взяла на себя функции гаранта региональной и межрегиональной безопасности в масштабах своей империи, а зетем - Советского Союза. В определенной степени данную функцию Россия выполняет и сегодня в рамках постсоветского пространства, хотя уже далеко не так эффективно. В-третьих, в политическом плане, по мере свертывания связей Центральной Азии с Европой и Россией, в китайско-центральноазиатских отношениях стала нарастать и политическая напряженность. Как представляется, это во многом связано с тем, что сильное влияние народов региона на национальное самоопределение уйгуров и других этносов, проживавших на западных окраинах Поднебесной, в корне противоречило геополитическим интересам Китая, вынуждая его предпринимать решительные действия по установлению контроля над приграничными с Центральной Азией территориями, на которые распространялось китайское влияние. Поэтому, в силу закономерного в данных условиях политического размежевания, центральноазиатский регион сохранил за собой лишь буферную функцию во взаимодействии Китая с другими цивилизациями, государствами, нациями, культурами и конфессиями, однако практически полностью утратил посредническую. В результате, с середины 60-х годов XVIII века, после включения соседнего с Центральной Азией региона – Восточного Туркестана (части современного Синьцзяна) в состав Китайской империи, китайско-центральноазиатские политические связи были практически свернуты. Начиная со второй половины XIX века, когда Россия обратила серьезное внимание на восточный вектор своей внешнеполитической стратегии, значение российского фактора становится принципиальным для Центральной Азии. Как представляется, основной причиной «поворота России на восток» стал сокрушительный провал экспансионистской политики, которую правящая элита Российской империи проводила по отношению к Европе после победы в наполеоновских войнах. Данная политика, в конечном счете, привела к экономическому истощению России и поражению в Крымской войне (1853-1856). Это, в свою очередь, вызвало системный кризис в стране, вынудив российскую элиту кардинально пересмотреть свою внешнюю стратегию, сделав основным ее элементом расширение империи на Восток. Уже в 80-х годах XIX века Россия обеспечила себе гегемонию в Центральной Азии, причем Европа и Китай не смогли составить конкуренцию России в регионе. Китай, со своей стороны, и не оспаривал российскую гегемонию в регионе, так как сам в то время был ослабленным и обремененным внутренними проблемами. Со стороны Европы были достаточно активные попытки Британской империи проникнуть в Центральную Азию (в ходе т.н. Большой игры между Россией и Британией). Однако, в конечном счете, Британия, увязнув в безуспешных войнах с Афганистаном, так и не смогла закрепиться в центральноазиатском регионе. В итоге, к концу XIX века, Россия стала обладать статусом уже не только европейской, но и азиатской державы. В период же существования Российской империи, а затем – СССР все политические вопросы во взаимодействии Центральной Азии с Европой и Китаем стали предметом сначала российско-европейских, российско-китайских, а затем и советско-европейских и советско-китайских отношений. *** С распадом СССР и обретением в 1991 году странами Центральной Азии независимостивновь открылись исторически уникальные возможности для развития взаимовыгодного сотрудничества Европы, России и Китая в Центральной Азии в сферах экономики, политики, безопасности, основной чего могли бы стать вопросы реабилитации сухопутного торгового транзита между Европой и Азией. Однако, хотя распад Советского Союза ликвидировал российскую гегемонию в Центральной Азии и привел к оживлению европейско-центральноазиатского и китайско-центральноазиатского взаимодействия в сферах экономики, политики и безопасности, тем не менее, «автоматически» не вызвал реабилитацию сухопутного транзита между Европой и Азией. Более того, до сих пор даже не наблюдается признаков формирования системы безопасности и устойчивой схемы межгосударственных отношений. Центральная Азия сегодня де факто находится в состоянии геополитического и геоэкономического вакуума, на периферии глобального развития, занимая второстепенное место и играя роль «буфера» в стратегиях Евросоюза (Европы), России и Китая. Учитывая вышеизложенное, можно утверждать, что период заката Великого шелкового пути вовсе не завершен, а системные проблемы и противоречия в Евразии, в том числе в отношениях между Китаем и Центральной Азией, Европой и Центральной Азией, Россией и Центральной Азией не преодолены. В этом плане характерно и то, что сами Европа (Евросоюз), Россия и Китай не предпринимают согласованных действий для разрешения этих проблем и противоречий. В итоге, схематично-концептуальный анализ основных этапов развития Центральной Азии через призму присутствия и взаимодействия в регионе России, Китая и Европы позволяет сделать следующие три принципиально важных вывода. Во-первых, с исторической точки зрения именно интенсивное торгово-экономическое взаимодействие между Европой и Азией долгое время было главным локомотивом экономического развития во внутренних пространствах Евразии, включающих Центральную Азию, значительные территории Китая и восточной Европы. По своей сути сухопутный торговый транзит выступал в качестве системообразующего элемента формирования в центре Евразии более-менее действенных схем международного сотрудничества в сферах экономики, политики и безопасности. Поэтому, следует предположить, что без восстановления торгового транзита по трансевразийским сухопутным коммуникациям и развития многостороннего экономического взаимодействия Европы, России и Китая в центре Евразии не может быть и речи о выстраивании такой схемы межгосударственных отношений, которая стала бы гарантом комплексного и долгосрочного развития Китая, России, Центральной Азии и Европы. Во-вторых, с точки зрения современности более чем вековое совместное сосуществование России и Центральной Азии в рамках единых государственных образований объективно делает историческое наследие российско-центральноазиатских отношений на порядок более значимым и весомым по сравнению с наследием китайско-центральноазиатских и, тем более, европейско-центральноазиатских отношений. И хотя с момента распада СССР геоэкономическая/геополитическая взаимозависимость России и Центральной Азии заметно ослабла, тем не менее, Китаю и Европе не удалось заполнить возникший в регионе геополитический и геоэкономический вакуум, создать эффективную систему безопасности в центре Евразии. Поэтому, по крайней мере, в среднесрочной перспективе, китайское и/или европейское присутствие в регионе, как и собственно китайско-центральноазиатские и европейско-центральноазиатские отношения, не могут быть концептуально оценены вне российского контекста. В этой связи, следует предположить, что успех или, наоборот, неуспех любых внешних усилий, в том числе китайских и/или европейских в Центральной Азии во многом напрямую связан с учетом или игнорированием принципиальной важности российского фактора в регионе. В-третьих, с точки зрения будущего базовая формула прогресса и процветания Евразии может быть найдена во взаимодействии Европейского Союза с Шанхайской организацией сотрудничества – единственной структуры, объединяющей РФ, КНР и страны ЦА. Поэтому, помимо укрепления ШОС, это требует выстраивания устойчивых каналов диалога и взаимодействия между Шанхайской организацией сотрудничества, другими интеграционными структурами постсоветского пространства и Европейским Союзом, масштабной координации их усилий в плане освоения, развития и обороны своих сегментов Евразии и, в первую очередь центральноазиатского. Примечание: материал подготовлен в рамках совместного проекта с интернет-журналом «Время Востока» (Кыргызстан), http://www.easttime.ru/. Похожие материалы:
|
Даже поверхностный взгляд на географическую карту свидетельствует, что Центральная Азия (ЦА) выделяется уникальностью своего положения на Евразийском континенте. Во многом именно эта уникальность и предопределила тот факт, что развитие центральноазиатского и смежных регионов внутренней Евразии традиционно находилось в прямой зависимости от процессов международного взаимодействия в центре континента. Причем, как показывает история, на определенных этапах важную и в целом положительную роль в этом взаимодействии играли именно Китай и Россия, а одним из его главных бенефициариев выступала Европа. Представляется, что с точки зрения истории российское, китайское и европейское присутствие, а также взаимодействие России, Китая и Европы в Центральной Азии следует рассматривать через призму двух наиболее важных периодов:
Мы в Моем Мире 
