| Экономическое проникновение Китая в Центральную Азию: состояние, проблемы и перспективы |
 |
 |
| ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕВРАЗИЯ - ЭКОНОМИКА | |||
| Автор: В.Парамонов, А.Строков | |||
| 13.06.2012 09:05 | |||
|
Во второй половине XIX века, когда Центральная Азия вошла в состав Российской империи, экономические связи региона стали замыкаться в основном на Россию. Это способствовало выходу Центральной Азии из экономико-географической изоляции и существенной интенсификации экономических связей. С падением Российской империи начался принципиально новый этап российско-центральноазиатских экономических отношений, так как именно в период существования СССР наблюдался беспрецедентный в истории России и стран Центральной Азии экономический взлет. Вплоть до распада Советского Союза именно Россия являлась локомотивом экономического развития Центральной Азии, оказав решающее влияние на формирование современного экономического облика региона. В этот период времени экономические связи между Китаем и Центральной Азией были практически свернуты. Распад СССР в 1991 году привел к фактическому коллапсу экономических связей между Российской Федерацией (РФ) и странами Центральной Азии (ЦА) – Казахстаном, Кыргызстаном, Таджикистаном, Туркменистаном, Узбекистаном, – одновременно дав мощный импульс к развитию, а затем – интенсификации экономических отношений между государствами региона и Китайской Народной Республикой (КНР). Экономическая политика КНР в ЦА, являясь составной частью общей стратегии Пекина по превращению Китая в один из центров глобальной экономики и мировой политики, как представляется, все еще находится в процессе своего концептуального оформления. Первая половина 90-х годов ХХ века характеризовалась осторожным поведением Китая, установлением с новыми государствами торговых контактов, которые зарождались во многом стихийно, а «львиная доля» торговли приходилась на так называемый челночный бизнес. Развитие же полноценных экономических отношений в то время особо не выделялось на повестке дня политики КНР в ЦА и рассматривалось Пекином скорее в качестве некой дополнительной возможности по стимулированию экономики приграничного с Центральной Азией Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР), нежели какого-либо приоритета для СУАР, а тем более всего Китая. Во многом это было связано с неопределенностью китайских долгосрочных интересов в регионе и ограниченными возможностями КНР (экономическими, политико-дипломатическими и иными) по проникновению в ЦА. Но уже с середины 90-х годов Китай начал предпринимать более целенаправленные и практически значимые шаги по экономическому проникновению в регион. Тем более, что Центральная Азия, где к тому времени было подтверждено наличие значительных запасов нефти и газа, а также обладающая другими сырьевыми ресурсами и емким рынком сбыта (с населением примерно в 55 млн. человек), стала рассматриваться Пекином в контексте реализации национальной стратегии освоения «Большого Запада» – программы по ускоренному развитию внутриконтинентальных территорий КНР. Как в силу экономико-географических, так и иных факторов одной из главных задач в стратегии освоения «Большого Запада» стало развитие СУАР. Используя географическую близость Центральной Азии, Пекин рассчитывал задействовать ресурсно-сырьевую базу центральноазиатского региона для ускоренной индустриализации Синьцзяна, а также планировал продвинуть через СУАР на рынки стран ЦА китайскую продукцию, стимулируя всеми этими усилиями экономический рост в своих приграничных с регионом территориях. Поэтому, во второй половине 90-х годов, наряду с интенсификацией взаимодействия с государствами Центральной Азии в сфере безопасности (в том числе в рамках «Шанхайской пятерки»), значительный импульс был дан и развитию экономических отношений. Это нашло отражение, прежде всего, в начале проектно-инвестиционной деятельности КНР в ЦА (главным образом, в нефтегазовой отрасли) и увеличении масштабов торговли (включая «челночную»). Интенсификации торговых связей Китая с государствами Центральной Азии в значительной степени способствовал и финансово-экономический кризис в России 1998 года, который привел к резкому снижению масштабов российско-центральноазиатских экономических отношений. Страны региона начали проявлять все больший интерес к увеличению объемов импорта китайской продукции, в основном товаров широкого потребления, а также машиностроения. СУАР же стал играть роль торговой площадки, замыкая на себе до 60-70% китайско-центральноазиатской торговли. С началом XXI века Китай еще более активизировал свое экономическое проникновение в Центральную Азию, что во многом связано с фактором усиления присутствия США в ЦА и вокруг нее. Для Пекина стало важным не допустить развития ситуации в Центральной Азии в невыгодном для себя плане и гарантировать максимально беспрепятственный доступ к богатым сырьевым ресурсам региона. Поэтому если ранее экономическая составляющая отношений была все же второстепенной (например, по сравнению со сферой безопасности и политико-дипломатическими вопросами), то в первом десятилетии наступившего века Пекин определил экономическое проникновение по сути в качестве стержневого элемента своей стратегии в ЦА. При этом Китай сделал ставку на кардинальное укрепление своих позиций в экономиках стран Центральной Азии за счет увеличения объемов торговли, интенсификации проектно-инвестиционной и финансовой деятельности, особенно в плане кредитования наиболее значимых для КНР отраслей экономик государств региона. Торгово-экономическая политика Пекин прилагает большие усилия для продвижения китайских товаров, особенно машин и оборудования, а также услуг. Китайско-центральноазиатский товарооборот имеет очень высокую динамику роста. Так в течение 1992-2011 годов объемы торговли стран региона с Китаем увеличились примерно в 40 - 50 раз. При этом очень характерно то, что если в 1991 году прямые торговые связи стран ЦА с КНР практически отсутствовали, то с середины первого десятилетия наступившего века их уровень стал примерно сопоставим с уровнем торговых связей с РФ, особенно если принять во внимание значительные объемы т.н. челночной торговли. Рост торгового присутствия Китая не в последнюю очередь связан с ослаблением присутствия России (имевшим место в 1990-х годах) и низкими темпами восстановления Москвой ранее утраченных позиций. Причем, в реальности масштабы присутствия китайских производителей в регионе, скорее всего, значительно выше, нежели это следует из статистических данных международных структур и стран Центральной Азии, которые, как представляется, крайне слабо учитывают «челночную торговлю». Скорее всего, именно об этом свидетельствуют данные статистических органов КНР по китайско-центральноазиатской торговле: они примерно на 35-40% превышают данные статистических органов государств региона. Принципиально важное место в центральноазиатской торговой политике Китая занимает Казахстан, приграничная и территориально наиболее крупная страна региона, имеющая развитое транспортное сообщение с КНР, достаточно высокую покупательскую способность населения и одновременно либеральный внешнеторговый режим. В свою очередь, единственное в Центральной Азии государство-член ВТО Кыргызстан был и остается интересен Китаю не столько как рынок сбыта продукции, сколько как площадка для дальнейшей торговой экспансии, в первую очередь, в плане реэкспорта китайских товаров. В отличие от Казахстана и Кыргызстана, Узбекистан не играет важной роли в торговой политике Китая, так как, несмотря на значительные масштабы своего потребительского рынка (с населением около 28 млн. человек), его внешнеторговый режим гораздо менее либерален и даже консервативен, а сам Узбекистан не имеет общей границы с КНР. На этом фоне такие государства, как Таджикистан и Туркменистан, занимают еще более скромное место в торговой политике Пекина. Дело в том, что это малые страны, масштабы их рынков несущественны, а Туркменистан еще и географически удален от Китая. В итоге, на протяжении 1992–2009 годов наиболее высокие объемы торговли наблюдались между Китаем и Казахстаном – от 80% до 86% всего китайско-центральноазиатского товарооборота, меньшие с Узбекистаном – от 6 до 9%, Кыргызстаном – от 1% до 8%, Туркменистаном – от 1% до 2% и Таджикистаном – от 0,1% до 4%. При этом страны ЦА не являются сколько-нибудь важными торговыми партнерами для КНР (конечно, за исключением стратегически важных вопросов поставок углеводородного сырья). В свою очередь, Китай уже стал одним из главных торговых партнеров практически для всех государств региона. Кредитно-финансовая политика В первом десятилетии XXI века Пекин начал активно использовать практику предоставления государствам региона целевых кредитов на льготных условиях для экспорта китайских товаров и услуг на рынки центральноазиатских государств, а также осуществления тех или иных проектов. Кредитованием стран ЦА в основном занимается Экспортно-импортный банк КНР (ЭКСИМ-банк), а сами кредиты осваиваются главным образом китайскими же компаниями. Объемы финансовых ресурсов (инвестиций, кредитов и приобретенных активов) КНР в ЦА оцениваются на уровне порядка 25 млрд. долларов, включая инвестиции, кредиты и приобретенные активы. Крайне показательно, что если в конце 1990-х годов китайские финансовые ресурсы в ЦА составляли менее 1 млрд. долларов (были представлены исключительно в виде инвестиций и только в нефтегазовой отрасли Казахстана), то за первые 10 лет XXI века их объем увеличился более чем в 20 раз. Причем сама китайская финансовая активность стала затрагивать, хотя еще и не равномерно, но уже все без исключения страны Центральной Азии, а также различные отрасли их экономик. Проектно-инвестиционная политика Магистральным направлением проектно-инвестиционной и в целом экономической деятельности Китая и китайских компаний в Центральной Азии является нефтегазовое, где основной интерес фокусируется на Казахстане и Туркменистане, странах, обладающих значительным углеводородным потенциалом и высокими экспортными возможностями. И хотя нефтегазовый вектор пока остается главным в экономической политике Китая в Центральной Азии, тем не менее, некоторая диверсификация экономической активности КНР в странах ЦА по отраслям экономик также имеет место. В частности, помимо нефтегазовой отрасли, китайские интересы в регионе в последние годы все больше затрагивают атомную энергетику (Казахстан), электроэнергетику (Таджикистан), транспорт и телекоммуникации, строительство и цветную металлургию, а также химическую и легкую промышленность. В результате, экономическое влияние Китая в Центральной Азии постепенно распространяется уже и на Таджикистан и Кыргызстан, которые не имеют промышленных запасов углеводородов, а также на Узбекистан, который, обладает промышленными запасами нефти и газа, но не располагает высокими возможностями по их экспорту. Институциональная политика Помимо все более активной кредитно-финансовой и проектно-инвестиционной политики, осуществляемой в целом в рамках торгово-экономической стратегии и национальной программы инновационно-промышленного развития, КНР проявляет наступательность и при формировании новых механизмов и площадок межгосударственного экономического (преимущественно торгового) взаимодействия в многостороннем формате, в первую очередь в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Во второй половине первого десятилетия XXI века в рамках Организации были сформированы такие механизмы и площадки, как Межбанковское объединение и Деловой совет, в которых Китай сразу же занял лидирующие позиции.
* * * В целом, рассмотрение характера экономического проникновения Китая в Центральную Азию свидетельствует о том, что после 2001 года, по мере трансформации периферийного статуса Центральной Азии в стратегический, на первый план для Китая выходит именно экономическая составляющая региональной политики. По сути, с наступлением XXI века руководство КНР определило именно экономику в качестве стержневого элемента своей стратегии в ЦА. Одним из важных индикаторов этого может служить масштабное увеличение китайских финансовых ресурсов, направляемых в регион. На современном этапе экономическая политика КНР в ЦА жестко подчинена общей стратегии Пекина по обеспечению максимально благоприятных внешних условий для достижения системного прорыва в плане модернизации, дальнейшего устойчивого роста экономики и последующего превращения страны в один из глобальных экономических центров силы. Пытаясь приблизиться к решению этих сложных задач, Китай решил более активно задействовать и центральноазиатский вектор своей политики, сделав выбор в пользу кардинального укрепления позиций в национальных экономиках стран Центральной Азии за счет интенсификации там проектно-инвестиционной деятельности и увеличения объемов предоставляемых кредитов. Не будет большим преувеличением сказать, что Пекин нацелен на постепенное вовлечение региона в орбиту своего геоэкономического влияния. Следует особо отметить, что КНР проводит данную стратегическую линию крайне осторожно, ни в малейшей степени не афишируя своих политических/геополитических амбиций в ЦА. При этом экономическое проникновение Китая в Центральную Азию направлено, прежде всего, на освоение и импорт минерально-сырьевых ресурсов, всемерное стимулирование экспорта китайский товаров и услуг. Китайско-центральноазиатские торговые отношения уже прочно сложились в формате «готовая продукция в обмен на сырье», а растущие масштабы экономического присутствия Китая в Центральной Азии объективно способствуют лишь закреплению за странами региона сырьевого статуса. Подобный характер экономического присутствия КНР в ЦА во многом определяется как объективными, так и субъективными причинами, главная из которых – отсутствие в регионе единого экономического пространства (в первую очередь промышленного и транспортного) и даже признаков экономической интеграции. Ярко выраженная фрагментация центральноазиатского экономического пространства, дробление в прошлом единой промышленной и транспортной инфраструктуры региона на национальные сегменты в значительной степени препятствует реализации долгосрочных форм экономического сотрудничества КНР со странами ЦА по вопросам глубокой переработки промышленного сырья, а также и в инновационной сфере. В результате экономическое присутствие Китая в Центральной Азии представляется неоднозначным и двусмысленным. С одной стороны, Китай добился значительных успехов в плане проникновения в ключевые отрасли экономик стран региона. С другой стороны, это не привело к формированию равноправных и взаимовыгодных экономических отношений между Китаем и государствами Центральной Азии, не способствует комплексному развитию центральноазиатских республик, в том числе укреплению их безопасности. Сложившийся формат экономических отношений крайне нежелателен как с точки зрения долгосрочных интересов КНР, так и тем более с точки зрения долгосрочных интересов самих государств ЦА. Ориентация китайской экономической деятельности на добычу и вывоз в Китай промышленного сырья будет способствовать ресурсному истощению региона и отмиранию перерабатывающих отраслей промышленности. Это, в свою очередь, будет вести к вызреванию в Центральной Азии зон социально-экономического кризиса. В худшем случае КНР рискует получить дестабилизированное пространство возле своих западных границ и, как минимум, утратить уже приобретенные в странах ЦА позиции. Развитие ситуации по данному сценарию, безусловно, окажет негативное воздействие на социально-экономическую ситуацию в Синьцзяне, экономика которого во многом зависит от Центральной Азии. Более того, может рухнуть вся система безопасности, которую Китай так тщательно выстраивал после распада СССР, а в СУАР кардинально обострятся такие проблемы, как этнический сепаратизм и исламский радикализм. Причем мировой финансово-экономический кризис уже стал катализатором усиления всех этих угроз и проблем. Очевидно, что разумной альтернативой подобным негативным сценариям может быть только налаживание механизмов комплексного и взаимовыгодного многостороннего сотрудничества в системе «Россия – Китай – Центральная Азия». Как представляется, необходимо форсирование ре-интеграционных процессов в рамках Единого экономического пространства (ЕЭП) России, Казахстана и Беларуси, активизация и значительное усиление координации взаимодействия между ЕврАзЭС (Россия, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан) и ШОС. В принципе, у той же ШОС есть шансы, чтобы в долгосрочной перспективе превратиться в мощный экономический блок. Однако для этого необходимо решить главные проблемы: существенно снизить фрагментацию экономического пространства «Россия – Центральная Азия» и преодолеть сырьевую ориентацию экономик стран региона и России. В этой связи, долгосрочные перспективы ШОС как экономического блока связаны с производственно-инновационной межгосударственной кооперацией в рамках данной организации (по формуле «ЕврАзЭС/ЕЭП + ШОС»). Именно это должно стать главной целью в функционировании ЕврАзЭС/ЕЭП и ШОС. Очевидно, что одновременно с формированием экономической основы для сотрудничества между ЕврАзЭС/ЕЭП и ШОС необходима активизация усилий и в сфере безопасности, в том числе на порядок большая координация между ШОС, ОДКБ, ЕврАзЭС и ЕЭП В итоге, для развития взаимовыгодного межгосударственного экономического сотрудничества между Китаем и странами Центральной Азии нужна консолидированная политическая воля всех вышеуказанных стран и их ключевого союзника – России в плане максимально эффективного задействования потенциала ШОС для совместной выработки и реализации стратегических инициатив по многостороннему экономическому сотрудничеству в рамках данной организации. Учитывая большие масштабы китайской экономики и динамичное развитие практически всех отраслей промышленности, главным локомотивом экономического развития в системе «Китай – Россия – Центральная Азия» пока объективно является КНР. Поэтому сегодня во многом именно от Китая зависит превратится ли со временем ШОС в мощную организацию, один из мировых экономических центров силы, или напротив, распадется подобно СССР, оставив после себя дезинтегрированное и дестабилизированное пространство. Примечание: материал подготовлен в рамках совместного проекта с интернет-журналом «Время Востока» (Кыргызстан), http://www.easttime.ru/. Похожие материалы:
|
Отношения между Китаем и Центральной Азией имеют богатую историю, в которой политика и экономика тесно переплелись друг с другом. Традиционно центральноазиатское направление было одним из ключевых в экономической политике Китая. В период расцвета Великого шелкового пути (вплоть до середины II-го тысячелетия нашей эры) государственные образования, расположенные на территории современной Центральной Азии, служили транспортным мостом между Китаем и Европой. Тогда именно Китай был внешним локомотивом экономического развития региона, главным источником научных знаний и передовых технологий. Развитие морских транспортных перевозок в эпоху Великих географических открытий (XVI век нашей эры) вызвало переориентацию мировой торговли с сухопутных маршрутов (основу которых составлял Великий шелковый путь) на морские. Существенная дешевизна морского транспорта привела к фактической экономико-географической изоляции Центральной Азии.
Мы в Моем Мире 
