| Китай в Центральной Азии: к оценке роли места России и поиску стратегических задач для ШОС |
 |
 |
| ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЕВРАЗИЯ - ПОЛИТИКА | |||
| Автор: В.Парамонов, А.Строков | |||
| 10.12.2010 20:00 | |||
|
(выдержки из книги «Последний исторический шанс России: освоение, развитие и оборона внутренней Евразии»)
Рассмотрим все это концептуально-схематично. С одной стороны, подобный аналитический подход позволяет максимально приблизиться к осмыслению принципиально важных элементов истории, а, следовательно, современности и возможного будущего. С другой стороны, данный подход предполагает высокую степень условности основных формулировок (и тезисов, и аргументов): требует «спрессовать» / «сжать» историю (описав ее кратко, выделив самое главное и пожертвовав второстепенным), и, одновременно, проведя некую грань между вопросами политики, экономики и безопасности. Тем более, что самой этой грани в реальности не существует, учитывая высокую «плотность» исторического процесса, объективную взаимозависимость, взаимопроникновение и взаимовлияние политики, экономики и безопасности. Период расцвета Великого шелкового пути Данный период начался примерно во II веке до нашей эры, когда сформировалась трансевразийская система сухопутного торгового транзита, и продолжался около восемнадцати столетий, вплоть до конца XVI века, став тем самым наиболее длительным в истории отношений между Китаем и Центральной Азией. Китайское присутствие в регионе и китайско-центральноазиатские связи носили в основном торгово-экономический характер, а вопросы политики и безопасности, хотя и имели важное значение, однако, в целом были вторичны по сравнению с вопросами экономики. Во-первых, в экономическом плане в период расцвета Великого шелкового пути государственные образования, расположенные на территории современной Центральной Азии, служили торгово-транспортным мостом между Европой и Азией, а сухопутный транзит был главным локомотивом экономического развития и научного прогресса региона, а также смежных внутренних пространств Евразии. Во-вторых, в плане безопасности китайско-центральноазиатские связи имели достаточно важное, хотя и крайне неоднозначное влияние на всю систему международных отношений того времени. С одной стороны, эти связи были органично «вплетены» в борьбу за контроль над различными сегментами сухопутных торговых коммуникаций. С другой стороны, и правители Китая, и правители Центральной Азии прилагали максимум усилий для обеспечения безопасности самих торговых потоков. В-третьих, в политическом плане китайское присутствие в регионе, как и собственно взаимовлияние Китая и Центральной Азии друг на друга, были минимальными, не вели к их «геополитическому сращиванию», равно как и к формированию между ними союзнических отношений. Центральноазиатский регион выполнял две диаметрально противоположные функции во взаимодействии между Китаем и другими цивилизациями, государствами, нациями, культурами и конфессиями: посредническую и буферную. Подобная двойственность отношений во многом была обусловлена значительной географической удаленностью центров политической жизни Китая и Центральной Азии, сильным различием их культур и религий. Период заката Великого шелкового пути С конца XVI века стремительное развитие морских транспортных перевозок в эпоху Великих географических открытий привело к переориентации мировой торговли с сухопутных маршрутов на морские, вызвав тем самым тектонические сдвиги во всей системе международных отношений. Как в плане экономики, так и в плане политики и безопасности кардинально возросло значение морских коммуникаций и приморских территорий Евразии, а значение внутренних пространств существенно уменьшилось. И хотя в период XVII–XIX веков (по мере освоения приморских территорий в ходе колониальных компаний того времени) значение внутренних пространств Евразии в определенной степени также росло, однако в экономическом плане оно так и не приблизилось к значению приморских. Даже несмотря на имевшую место в ХIХ–ХХ веках тесную экономическую интеграцию значительных территорий внутренней Евразии в составе Российской империи, а затем – СССР, научно-технический прогресс и глобализацию, магистральные направления мирового экономического развития и сотрудничества вплоть до настоящего дня по-прежнему тесно связаны с морским транспортом, а основные промышленные центры расположены в непосредственной близости от морских коммуникаций, главных артерий глобальной торговли. В итоге, уже на протяжении более четырех столетий сухопутный транзит между Европой и Азией, а также, собственно, между Центральной Азией и Китаем находится в состоянии глубокого упадка, что еще в конце XVI века вызвало принципиальные изменения характера китайского присутствия в регионе и формата китайско-центральноазиатского взаимодействия. Во-первых, в экономическом плане вместе с закатом Великого шелкового пути и масштабным свертыванием сухопутных торговых отношений между Европой и Азией были прерваны транспортно-коммуникационные, производственные, научные и иные связи между Китаем и Центральной Азией. Сам же центральноазиатский регион и смежные с ним внутренние пространства Евразии на долгое время оказались в состоянии экономико-географической изоляции. Хотя в результате вхождения в состав Российской империи, а затем – СССР, Центральная Азия частично преодолела эту изоляцию, однако ее экономические связи с Китаем вплоть до распада Советского Союза оставались на крайне низком уровне, а роль региона в качестве торгово-транспортного моста между Европой и Азией так и не была восстановлена. Во-вторых, по мере заката торговли вдоль Великого шелкового пути в китайско-центральноазиатских отношениях стала нарастать и политическая напряженность. Как представляется, это во многом связано с тем, что сильное влияние народов региона на национальное самоопределение уйгуров и других этносов в корне противоречило геополитическим интересам Китая, вынуждая его предпринимать решительные действия по установлению контроля над приграничными с Центральной Азией территориями, на которые распространялось китайское влияние. Поэтому, в силу закономерного в данных условиях политического размежевания, центральноазиатский регион сохранил за собой лишь буферную функцию во взаимодействии Китая с другими цивилизациями, государствами, нациями, культурами и конфессиями, однако практически полностью утратил посредническую. В результате с конца XVIII века, после включения Восточного Туркестана в состав Китайской империи, китайско-центральноазиатские политические связи были практически свернуты. В период же вхождения региона в состав Российской империи и СССР все политические вопросы стали предметом сначала российско-китайских, а затем и советско-китайских отношений. В-третьих, в условиях кардинального снижения значимости экономических отношений закономерным стал пересмотр Китаем и Центральной Азией ключевых принципов взаимодействия между собой в сфере безопасности: в сторону все большего восприятия друг друга в качестве потенциальных противников и источников угроз. Особо острые формы это стало приобретать с конца XVIII века, после включения Восточного Туркестана (современного Синьцзяна) в состав Китайской империи. Начиная же со второй половины XIX века, когда центральноазиатский регион вошел в состав Российской империи, а также в период существования СССР, все вопросы безопасности стали предметом сначала российско-китайских, а затем и советско-китайских отношений. Это, кстати, значительно смягчило и саму остроту противоречий между Китаем и Центральной Азией. В целом, концептуально-схематичный анализ основных этапов присутствия Китая в Центральной Азии, равно как и китайско-центральноазиатских отношений позволяет сделать следующие, как представляется, принципиально важные выводы. Во-первых, с точки зрения истории именно сухопутный транзит между Европой и Азией долгое время был главным локомотивом экономического развития и научного прогресса во внутренних пространствах Евразии, включающих Центральную Азию, значительные территории Китая, а также ряда других стран/регионов. По сути сухопутный торговый транзит выступал в качестве системообразующего элемента формирования в центре Евразии более устойчивых, стабильных и предсказуемых схем международного сотрудничества в сферах экономики, политики и безопасности. Поэтому, следует предположить, что без восстановления торгового транзита по трансевразийским сухопутным коммуникациям не может быть и речи о выстраивании такой схемы межгосударственных отношений, которая отвечала бы интересам и одновременно стала бы гарантом комплексного, динамичного и долгосрочного развития внутренних пространств континента, в том числе стран Центральной Азии, Китая и России. Во-вторых, с точки зрения современности более чем вековое совместное сосуществование России и Центральной Азии в рамках единых государственных образований объективно делает историческое наследие российско-центральноазиатских отношений более значимым и весомым по сравнению с наследием китайско-центральноазиатских отношений. И хотя с момента распада СССР геоэкономическая и геополитическая взаимозависимость между Российской Федерацией (РФ) и Центральной Азией существенно ослабла, тем не менее, по крайней мере, в краткосрочной и среднесрочной перспективах китайское присутствие в регионе, как и собственно китайско-центральноазиатские отношения, не могут быть концептуально оценены вне российского контекста. В-третьих, с точки зрения будущего базовая формула прогресса и процветания внутренних пространств Евразии может быть найдена в институциональных рамках Шанхайской организации сотрудничества – единственной структуры, объединяющей РФ, КНР и страны ЦА. При этом есть все основания полагать, что системный прорыв в комплексном развитии ШОС и всех государств-членов данной Организации может быть достигнут не иначе как за счет консолидации усилий России, Китая и стран Центральной Азии по совместному освоению, развитию и обороне внутренних пространств Евразии, и, в первую очередь, всемерному повышению их транзитного значения в условиях интенсификации взаимодействия между Европой и Азией в сферах экономики, политики и безопасности. Поэтому, помимо укрепления ШОС, это требует выстраивания устойчивых каналов диалога и взаимодействия между Шанхайской организацией сотрудничества и Европейским Союзом (ЕС), масштабной координации их усилий в плане освоения, развития и защиты своих сегментов Евразии.
* * * Однако так ли это на самом деле? Как представляется, на сегодняшний день это далеко не так. Хотя распад Советского Союза и привел к значительному усилению присутствия Китая в Центральной Азии и интенсификации китайско-центральноазиатских отношений в целом, в то же время он «автоматически» не вызвал реабилитацию трансевразийского сухопутного транзита, равно как и формирование устойчивой схемы межгосударственных отношений в центре Евразии. В итоге, период заката Великого шелкового пути вовсе не завершен, а системные проблемы и противоречия, в том числе в отношениях между КНР и странами ЦА так и не преодолены. В этом плане характерно, что и другие важные центры силы на континенте, в первую очередь такие как РФ и ЕС, не только не предпринимают согласованных действий для решения существующих во внутренней Евразии проблем, но и, более того, своей современной политикой лишь способствуют их обострению: Россия особо не торопится использовать свое выгодное географическое положение для развития сухопутного транзита между Европой и Азией, а Евросоюз делает основную ставку на развитие трансевразийских транспортных коридоров в обход России. Как представляется, именно через призму изложенных выше концептуально-схематических выводов и следует рассматривать характер современного и будущего присутствия России и Китая в Центральной Азии, складывающийся и будущий формат российско-центральноазиатских и китайско-центральноазиатских отношений в сферах политики, экономики и безопасности. Главное – если продолжать рассматривать этот формат вне евразийского контекста: контекста развития отношений между Европой и Азией, то он будет продолжать оставаться крайне неэффективным и вести к развитию крайне неблагоприятных сценариев для ЦА, РФ, КНР и ЕС.
Похожие материалы:
|
С точки зрения современности началом процесса китайского проникновения в Центральную Азию (ЦА) принято считать распад СССР – дезинтеграцию единого экономического, политического и оборонного пространства Советского Союза, в результате чего на обширных территориях Евразии возник так называемый геополитический и геоэкономический вакуум, который стал «заполняться» ведущими глобальными и региональными игроками («центрами силы»), в том числе и Китайской Народной Республикой (КНР). Однако, с точки зрения истории китайское проникновение в Центральную Азию все же следует рассматривать именно через призму «возвращения Китая в регион», тем более, что китайско-центральноазиатские отношения насчитывают не менее двух тысяч лет, отчетливо высвечивая два важных периода:
Мы в Моем Мире 
