В советский период нефтегазовое взаимодействие между Россией (РСФСР) и Таджикистаном (Таджикской ССР) ввиду отсутствия промышленных запасов углеводородов на таджикской территории, также как и в случае с соседним Кыргызстаном, в основном касалось плановых поставок туда российских нефтепродуктов. Тем не менее, Таджикистан был гармонично вписан в систему межреспубликанского обмена энергоресурсами: помимо нефтепродуктов и угля из России, Казахстана и Узбекистана в республику поставлялся газ из Туркменистана и Узбекистана. В свою очередь, Таджикская ССР, обладающая значительным гидроэнергетическим потенциалом, входила в число производителей и поставщиков электроэнергии в бывшем СССР.

После распада Советского Союза эта схема межреспубликанского энергетического обмена претерпела значительные изменения, и Республика Таджикистан (РТ) стала испытывать острую и неудовлетворенную потребность в энергоресурсах, в том числе углеводородах. Все это вызвало жизненную необходимость развития собственной нефтегазовой отрасли: нужно было реанимировать старые, пробуренные еще в советское время скважины, осуществлять поиск и разведку новых месторождений в условиях крайне сложного рельефа и большой глубины их залегания. Это в свою очередь, требовало привлечения значительных финансовых ресурсов, соответствующих специалистов и технологий. Однако гражданская война в РТ на многие годы обусловила катастрофическое положение национальной экономики и, соответственно, отсутствие всякой заинтересованности к ней, и нефтегазовой отрасли в частности, со стороны зарубежных инвесторов, в том числе из Российской Федерации.

Некоторый рост интереса России и российского бизнеса к экономике Таджикистана стал возможным только с приходом в Кремль нового руководства, последовавшим повышением роли и места Центральной Азии в системе внешнеполитических приоритетов России, а также в условиях высоких цен на энергоресурсы. К тому же Таджикистан, на территории которого располагается крупное соединение вооруженных сил РФ (201 мотострелковая дивизия) и вплоть до 2004 года находились российские пограничники, был и остается для Москвы военно-стратегическим форпостом в центральноазиатском регионе.

Предлагается при тесном взаимодействии ЕврАзЭС и ШОС осуществить наиболее перспективные с экономической точки зрения проекты сухопутных транспортных коммуникаций.

Трансафганские коммуникации. Сухопутные коммуникации через территорию Афганистана имеют стратегически важное значение для стран региона, а также России, так как обеспечат им наиболее короткий и доступный сухопутный выход на рынки Южной Азии. Трансафганские коммуникации будут представлять интерес и для Китая в плане расширения транспортно-коммуникационных связей со странами Южной Азии, а также Среднего и Ближнего Востока. Например, в настоящее время значительная часть грузоперевозок из Китая в южно-азиатские страны осуществляется по Каракорумскому шоссе. Однако, высокогорная автотрасса обладает невысокой пропускной способностью, в то время как по трансафганским коммуникациям можно будет резко интенсифицировать китайско-южноазиатский товарооборот.

В этой связи заслуживает внимания идея создания транспортного консорциума по Афганистану в рамках ШОС. В работе данного консорциума могли бы принять активное участие Индия и Пакистан – страны-наблюдатели в ШОС, также крайне заинтересованные в формировании сети транспортных маршрутов, связывающих кратчайшим путем Центральную и Южную Азию, Россию и Европу.

Трансафганские транспортные коммуникации могут резко интенсифицировать международный транзит в направлении «Север-Юг» (в том числе по направлению «Южная Азия – Центральная Азия – Россия – Европа») и снизить транспортные издержки для многих стран, в том числе для государств ЦА. Более того, трансафганские коммуникации могут сыграть важную роль в разрешении афганской проблемы, что будет иметь глобальный политический и экономический эффект.

В рамках ЕврАзЭС представляется целесообразным разработать Программу инновационно-промышленного развития, что должно стать главным направлением интеграции стран-членов Сообщества. В плане практической реализации данной программы предлагается предусмотреть создание совместных холдинговых компаний, в первую очередь в высокотехнологичных отраслях промышленности. Часть технологических операций (особенно это касается наиболее энергоемких производственных процессов) предлагается переносить на территорию стран региона с учетом наличия здесь энергоносителей, минеральных ресурсов и ряда более благоприятных, чем в России, условий организации производства (более дешевая рабочая сила, а также значительно меньшая энергоемкость производств и низкий уровень затрат на капитальное строительство в более благоприятной климатической зоне).

Перспективными сферами деятельности холдингов стран-членов ЕврАзЭС могли бы стать следующие:

• текстильная и легкая промышленность (учитывая, что около 90% текстильного сырья в бывшем СССР производилось в Центральной Азии);
• целый ряд машиностроительных производств (преимущественно сельскохозяйственное и текстильное машиностроение, а также авиастроение и электроника);
• аграрное производство (учитывая, что климат стран Центральной Азии позволяет выращивать в значительных объемах культуры, которые в российских условиях выращивать невозможно или экономически менее рентабельно);
• цветная металлургия (учитывая, что на постсоветском пространстве основные запасы цветных металлов, имеющих важнейшее промышленное значение, находятся в Центральной Азии, включая и те, которых в России практически нет, например, хром, марганец и некоторые другие);
• атомная энергетика (учитывая, что на территории  бывшего СССР почти все залежи урановых руд, потенциально рентабельных для промышленного освоения, находятся в Казахстане и Узбекистане).

Все это может дать существенный экономический эффект из-за гораздо более низких производственных издержек в условиях Центральной Азии по сравнению с Россией.

Несмотря на сохраняющийся комплекс сложнейших проблем на пути развития взаимовыгодного экономического сотрудничества между Россией, Китаем и странами Центральной Азии и, более того, очевидную пессимистичность связанных с этим основных сценариев, потенциал данного сотрудничества все же значителен как в рамках ЕврАзЭС, так и в рамках ШОС. Залогом этого является то, что у РФ, КНР и стран ЦА объективно есть общий долгосрочный интерес – совместное экономическое освоение и развитие огромного внутриконтинентального пространства Евразии.
Однако только при наличии политической воли осознать главенство данного ключевого приоритета над всеми остальными, возможно обеспечение прорыва в комплексном экономическом развитии внутренних пространств Евразии, включающих Центральную Азию, западный Китай и ряд внутренних регионов России.

Поэтому очевидно, что только на основе понимания этого можно будет говорить о налаживании механизмов комплексного и взаимовыгодного многостороннего сотрудничества в системе «Россия – Китай – Центральная Азия», а на институциональном уровне – внутри и между ЕврАзЭС и ШОС.

Во-первых, необходима существенная активизация и принципиальное усиление координации деятельности внутри и между ЕврАзЭС и ШОС. У ЕврАзЭС и ШОС есть шансы, чтобы превратиться в эффективные экономические блоки. Однако, для этого на начальном этапе крайне важно существенно снизить появившуюся в результате распада СССР фрагментацию экономического пространства «Россия – Центральная Азия» и преодолеть сырьевую ориентацию экономик стран региона и России. Очевидно, что основная нагрузка по решению данной задачи должна лечь на ЕврАзЭС. При этом на начальном этапе роль ШОС должна сводится к обеспечению политической поддержки Китаем интеграционных процессов внутри ЕврАзЭС.

Данная проблема во многом определяется международной конъюнктурой вокруг Центральной Азии и постсоветского пространства в целом, превалированием у всех без исключения государств ЕврАзЭС и ШОС краткосрочных узко национальных интересов над видением стратегических перспектив многостороннего сотрудничества.

С одной стороны, интеграцию в значительной степени сдерживает устойчивая тенденция обострения внешней конкуренции за сферы влияния в Центральной Азии и других постсоветских странах. Внешние силы зачастую рассматривают интеграционные инициативы как механизмы проецирования своего влияния. Это выражается в столкновении различных стратегий по так называемому форматированию и переформатированию постсоветского пространства в рамках выгодных институтов, проектов, концепций и схем развития. В случае ЦА в центре данной конкуренции, как правило, находятся вопросы освоения богатой минерально-сырьевой базы региона и контроля направлений транспортировки сырьевых ресурсов на внешние рынки. В этой связи показательно, что в постсоветский период международное сотрудничество в сфере освоения нефтегазового потенциала Центральной Азии, реконструкции старых и строительства новых трубопроводов развивается наиболее успешно.

Данная проблема во многом обусловлена низким уровнем экономического взаимодействия между постсоветскими странами в целом, а также современной политикой РФ и ряда государств ЦА, направленной на экспорт сырьевых ресурсов и диверсификацию направлений их поставок на внешние рынки. При этом в случае Центральной Азии характерно то, что еще в советское время экономическая деятельность в регионе была ориентирована преимущественно на удовлетворение потребностей других советских республик в сырьевых ресурсах и в меньшей степени – на выпуск готовой продукции.

В отличие от центральноазиатских стран, Россия в советское время была ориентирована преимущественно на выпуск готовой продукции. Однако после распада СССР с особой силой высветилась объективная слабость российских производителей, что привело многие перерабатывающие отрасли российской промышленности к таким же последствиям, как и в центральноазиатских странах. Не в последнюю очередь это связано с тем, что промышленные центры РФ расположены в крайне неблагоприятной экономико-географической зоне. В первую очередь это касается чрезвычайно суровых климатических условий. В силу продолжительной холодной зимы организация любого производства в России, включая добычу сырья, строительство предприятий, эксплуатацию производственных мощностей и инфраструктуры, оплату труда обходится значительно дороже, чем во многих других странах.

В условиях крайне слабого применения энергосберегающих технологий, в России на единицу ВВП расходуется энергии в 5-6 раз больше, чем в европейских странах и в 12-16 раз больше, чем в США и Японии. Транснациональные корпорации промышленно развитых стран размещают свое производство преимущественно в странах с теплым климатом (где энергоемкость любого производства несопоставимо меньше, нежели в России) и, кроме того, широко используют энергосберегающие технологии.

Как представляется, современный формат экономических отношений между Российской Федерацией (РФ) и Центральной Азией (ЦА), Китайской Народной Республикой (КНР) и ЦА, а также не менее важно – сравнительный анализ экономического присутствия РФ и КНР в ЦА свидетельствуют о наличии крайне сложного комплекса проблем на пути развития взаимовыгодного экономического сотрудничества между Россией, Китаем и странами центральноазиатского региона. Среди данных проблем важно выделить следующие:

- экономико-географическая изоляция Центральной Азии, а также ряда регионов России и Китая;

- преимущественно сырьевая ориентация экономик стран Центральной Азии и России;

- отсутствие экономической интеграции в самой Центральной Азии, а также в рамках ЕврАзЭС и ШОС (как наиболее действенных институтов интеграции для стран региона).

Экономико-географическая изоляция Центральной Азии,
а также ряда регионов России и Китая
Данная проблема связана с удаленностью ЦА, ряда регионов РФ и КНР от морских коммуникаций, что в случае Центральной Азии еще усугубляется ее экономико-географической замкнутостью внутри Евразии. Известно, что в современной мировой экономике морской транспорт в целом более предпочтителен, чем железнодорожный, автомобильный и воздушный. Это связано с целым рядом преимуществ: гораздо большей грузоподъемностью морского транспорта, меньшим расходом топлива в расчете на 1 тонно-километр, отсутствием необходимости в оплате пошлин при транспортировке грузов морем, а также амортизационных отчислений для поддержания коммуникаций в рабочем состоянии (в отличие, например, от сухопутных коммуникаций).

Очевидно, что нефегазовый сегмент кыргызской экономики (как и вся кыргызская экономика) нуждается в экстренной внешней помощи (если не реанимации), так как у Кыргызстана нет собственных средств на его развитие. В Бишкеке, как представляется, должно присутствовать и укрепляться понимание того, что реабилитация порядком изношенной кыргызской нефтегазовой инфраструктуры может быть осуществлена только Москвой и только с ее помощью, а поэтому ни о какой альтернативе России/российскому бизнесу не может быть и речи !!!

Тем не менее, основным/главным риском, который мог бы воспрепятствовать закреплению России/российского бизнеса в нефтегазовой отрасли Кыргызстана была и остается возможность дестабилизации республики, вызванная в том числе непродуманной внутренней и внешней политикой самого Бишкека. Кроме того, в ходе процесса закрепления в нефтегазовой отрасли Кыргызстана российская сторона также может столкнуться с некоторыми трудностями, значение которых однако, скорее всего, не стоит преувеличивать:

-  неурегулированность территориальных споров между Кыргызстаном и Узбекистаном;

-  конкуренция на кыргызском рынке нефтепродуктов.

Неурегулированность территориальных споров
между Кыргызстаном и Узбекистаном

В случае, если тот же «Газпром», приступит к промышленной разработке углеводородных месторождений в южных областях Кыргызстана, где на сегодняшний день и находятся более-менее разведанные запасы нефти и газа, а также приватизирует там объекты инфраструктуры кыргызских компаний («Кыргызгаз» и, в перспективе, «Кыргызнефтегаз»), то у российского концерна могут возникнуть определенные трудности, обусловленные незавершенностью процесса делимитации границ между Кыргызстаном и Узбекистаном, и оспариванием ими спорных участков приграничных территорий.

В силу того, что запасы нефти и газа в Кыргызстане незначительны, а сами углеводородные месторождения малорентабельны и технологически сложны в освоении, то особенно в условиях растущей нестабильности в КР,  не следует ожидать масштабного увеличения проектно-инвестиционной активности России и российских компаний а, тем более, международной конкуренции в нефтегазовой отрасли этой центральноазиатской республики.

При этом наиболее вероятным представляется, что ни «Газпром», ни любая другая российская (или даже зарубежная) компания так и не приступят к промышленной разработке месторождений нефти и газа на кыргызской территории. В частности, даже в случае если газотранспортные мощности и газохранилища Кыргызстана перейдут в собственность «Газпрома», то российскому газовому монополисту будет гораздо проще и экономически выгоднее закупать газ в других странах региона (как Узбекистан, Туркменистан, а в перспективе Казахстан), после чего продавать «голубое топливо» на кыргызском рынке. Примерно такой же алгоритм действий российских компаний, скорее всего, может быть выработан в плане поставок нефти и нефтепродуктов в Кыргызстан.

В то же время, нельзя полностью исключить и тот, пока крайне маловероятный сценарий, что «Газпром» или другая российская компания все же приступят к освоению кыргызских нефтегазовых месторождений. Однако, как представляется, это будут вовсе не экономические, а скорее политические проекты. Учитывая то, что запасы нефти и газа в КР не представляют коммерческого интереса, то пойти на масштабные капиталовложения в их освоение российский бизнес может только лишь под давлением Кремля и правительства,  которые в данном случае будут руководствоваться стратегическими и долгосрочными соображениями. Дело в том, что добыча того же газа в южных областях республики является принципиально важным вопросом для самого Кыргызстана, так как может позволить Бишкеку значительно снизить (или даже устранить) свою зависимость от импорта из соседнего Узбекистана, с которым периодически возникают проблемы из-за своевременности оплаты за поставки «голубого» топлива. Если «Газпром» поможет Кыргызстану достичь энергетической независимости, это позволит РФ кардинально укрепить свои позиции в КР.

Российское присутствие в нефтегазовой отрасли Кыргызской Республики (КР) представлялось двусмысленным и неоднозначным еще при режиме бывшего президента КР К.Бакиева (2005-2010 годы). После же очередной «революционной» смены власти в Кыргызстане весной 2010 года и стремительного вхождения данной центральноазиатской республики в очередной виток нестабильности двусмысленности и неоднозначности в характере российского присутствия в нефтегазовой отрасли  КР только прибавилось.

С одной стороны, тот же «Газпром» до весны 2010 года был как никогда близок к установлению практически полного и монопольного контроля над ключевыми национальными компаниями и основными сегментами в данной сфере экономики Кыргызстана, а также местным рынком нефтепродуктов. Все это позволяло считать позиции РФ в нефтегазовой отрасли КР устойчивыми и доминирующими.

С другой стороны, масштабы собственно проектной и финансовой, в том числе инвестиционной активности России и российского бизнеса были и остаются крайне незначительными, а перспективы освоения тех же углеводородных месторождений на территории КР, а также  в целом закрепления в нефтегазовой отрасли страны – крайне туманными (особенно после событий смены власти в республике весной 2010 года).

На протяжении многих столетий между Китаем и Центральной Азией шел интенсивный процесс экономического, научного и культурного взаимодействия. В период расцвета Великого шелкового пути (вплоть до середины II-го тысячелетия нашей эры) государственные образования, расположенные на территории региона, служили транспортным мостом между Китаем и Европой. Они имели статус хорошо развитых торговых, финансовых и производственных центров. При этом Китай долгое время оставался для Центральной Азии важнейшим источником научных знаний и передовых технологий.

Закат торговли по Великому шелковому пути привел к фактической экономико-географической изоляции Центральной Азии и внутриконтинентальных районов современного Китая. Когда Центральная Азия вошла в состав Российской империи, ее экономические связи с внутренними районами Китая начали ослабевать. В советские времена, когда центральноазиатский регион являлся составной частью СССР, его отношения с Китаем были фактически свернуты.

Торговля между Китаем и странами Центральной Азии стала развиваться сразу же после распада СССР. В период 1992-1998 годов товарооборот был крайне невелик и находился в пределах 350-700 млн. долларов ежегодно. Исходной точкой интенсификации торгово-экономических отношений стал финансово-экономический кризис в России. По итогам 1999 года объемы китайско-центральноазиатской торговли выросли примерно на 25%.

С 2000 года наблюдается еще более динамичный рост объемов торговли. В период 2000-2003 годов товарооборот между КНР и странами ЦА увеличился более чем в 3 раза – с 1 до 3,3 млрд. долларов. В период 2004-2008 годов тенденция к интенсификации торговли приобрела еще более устойчивый характер – товарооборот увеличился более чем в 4,5 раза, с 4,3 до 20 млрд. долларов. В свою очередь по итогам 2009 года товарооборот Китая со странами Центральной Азии составил примерно 17,6 млрд. долларов, уменьшившись на 12% в результате последствий мирового финансово-экономического кризиса. При этом, анализ структуры торговли между КНР и странами ЦА свидетельствует об устойчивой тенденции закрепления за Китаем роли поставщика готовой продукции, а за странами Центральной Азии – статуса поставщиков сырьевых ресурсов.