Как представляется, современный формат экономических отношений между Российской Федерацией (РФ) и Центральной Азией (ЦА), Китайской Народной Республикой (КНР) и ЦА, а также не менее важно – сравнительный анализ экономического присутствия РФ и КНР в ЦА свидетельствуют о наличии крайне сложного комплекса проблем на пути развития взаимовыгодного экономического сотрудничества между Россией, Китаем и странами центральноазиатского региона. Среди данных проблем важно выделить следующие:

- экономико-географическая изоляция Центральной Азии, а также ряда регионов России и Китая;

- преимущественно сырьевая ориентация экономик стран Центральной Азии и России;

- отсутствие экономической интеграции в самой Центральной Азии, а также в рамках ЕврАзЭС и ШОС (как наиболее действенных институтов интеграции для стран региона).

Экономико-географическая изоляция Центральной Азии,
а также ряда регионов России и Китая
Данная проблема связана с удаленностью ЦА, ряда регионов РФ и КНР от морских коммуникаций, что в случае Центральной Азии еще усугубляется ее экономико-географической замкнутостью внутри Евразии. Известно, что в современной мировой экономике морской транспорт в целом более предпочтителен, чем железнодорожный, автомобильный и воздушный. Это связано с целым рядом преимуществ: гораздо большей грузоподъемностью морского транспорта, меньшим расходом топлива в расчете на 1 тонно-километр, отсутствием необходимости в оплате пошлин при транспортировке грузов морем, а также амортизационных отчислений для поддержания коммуникаций в рабочем состоянии (в отличие, например, от сухопутных коммуникаций).

Очевидно, что нефегазовый сегмент кыргызской экономики (как и вся кыргызская экономика) нуждается в экстренной внешней помощи (если не реанимации), так как у Кыргызстана нет собственных средств на его развитие. В Бишкеке, как представляется, должно присутствовать и укрепляться понимание того, что реабилитация порядком изношенной кыргызской нефтегазовой инфраструктуры может быть осуществлена только Москвой и только с ее помощью, а поэтому ни о какой альтернативе России/российскому бизнесу не может быть и речи !!!

Тем не менее, основным/главным риском, который мог бы воспрепятствовать закреплению России/российского бизнеса в нефтегазовой отрасли Кыргызстана была и остается возможность дестабилизации республики, вызванная в том числе непродуманной внутренней и внешней политикой самого Бишкека. Кроме того, в ходе процесса закрепления в нефтегазовой отрасли Кыргызстана российская сторона также может столкнуться с некоторыми трудностями, значение которых однако, скорее всего, не стоит преувеличивать:

-  неурегулированность территориальных споров между Кыргызстаном и Узбекистаном;

-  конкуренция на кыргызском рынке нефтепродуктов.

Неурегулированность территориальных споров
между Кыргызстаном и Узбекистаном

В случае, если тот же «Газпром», приступит к промышленной разработке углеводородных месторождений в южных областях Кыргызстана, где на сегодняшний день и находятся более-менее разведанные запасы нефти и газа, а также приватизирует там объекты инфраструктуры кыргызских компаний («Кыргызгаз» и, в перспективе, «Кыргызнефтегаз»), то у российского концерна могут возникнуть определенные трудности, обусловленные незавершенностью процесса делимитации границ между Кыргызстаном и Узбекистаном, и оспариванием ими спорных участков приграничных территорий.

В силу того, что запасы нефти и газа в Кыргызстане незначительны, а сами углеводородные месторождения малорентабельны и технологически сложны в освоении, то особенно в условиях растущей нестабильности в КР,  не следует ожидать масштабного увеличения проектно-инвестиционной активности России и российских компаний а, тем более, международной конкуренции в нефтегазовой отрасли этой центральноазиатской республики.

При этом наиболее вероятным представляется, что ни «Газпром», ни любая другая российская (или даже зарубежная) компания так и не приступят к промышленной разработке месторождений нефти и газа на кыргызской территории. В частности, даже в случае если газотранспортные мощности и газохранилища Кыргызстана перейдут в собственность «Газпрома», то российскому газовому монополисту будет гораздо проще и экономически выгоднее закупать газ в других странах региона (как Узбекистан, Туркменистан, а в перспективе Казахстан), после чего продавать «голубое топливо» на кыргызском рынке. Примерно такой же алгоритм действий российских компаний, скорее всего, может быть выработан в плане поставок нефти и нефтепродуктов в Кыргызстан.

В то же время, нельзя полностью исключить и тот, пока крайне маловероятный сценарий, что «Газпром» или другая российская компания все же приступят к освоению кыргызских нефтегазовых месторождений. Однако, как представляется, это будут вовсе не экономические, а скорее политические проекты. Учитывая то, что запасы нефти и газа в КР не представляют коммерческого интереса, то пойти на масштабные капиталовложения в их освоение российский бизнес может только лишь под давлением Кремля и правительства,  которые в данном случае будут руководствоваться стратегическими и долгосрочными соображениями. Дело в том, что добыча того же газа в южных областях республики является принципиально важным вопросом для самого Кыргызстана, так как может позволить Бишкеку значительно снизить (или даже устранить) свою зависимость от импорта из соседнего Узбекистана, с которым периодически возникают проблемы из-за своевременности оплаты за поставки «голубого» топлива. Если «Газпром» поможет Кыргызстану достичь энергетической независимости, это позволит РФ кардинально укрепить свои позиции в КР.

Российское присутствие в нефтегазовой отрасли Кыргызской Республики (КР) представлялось двусмысленным и неоднозначным еще при режиме бывшего президента КР К.Бакиева (2005-2010 годы). После же очередной «революционной» смены власти в Кыргызстане весной 2010 года и стремительного вхождения данной центральноазиатской республики в очередной виток нестабильности двусмысленности и неоднозначности в характере российского присутствия в нефтегазовой отрасли  КР только прибавилось.

С одной стороны, тот же «Газпром» до весны 2010 года был как никогда близок к установлению практически полного и монопольного контроля над ключевыми национальными компаниями и основными сегментами в данной сфере экономики Кыргызстана, а также местным рынком нефтепродуктов. Все это позволяло считать позиции РФ в нефтегазовой отрасли КР устойчивыми и доминирующими.

С другой стороны, масштабы собственно проектной и финансовой, в том числе инвестиционной активности России и российского бизнеса были и остаются крайне незначительными, а перспективы освоения тех же углеводородных месторождений на территории КР, а также  в целом закрепления в нефтегазовой отрасли страны – крайне туманными (особенно после событий смены власти в республике весной 2010 года).

На протяжении многих столетий между Китаем и Центральной Азией шел интенсивный процесс экономического, научного и культурного взаимодействия. В период расцвета Великого шелкового пути (вплоть до середины II-го тысячелетия нашей эры) государственные образования, расположенные на территории региона, служили транспортным мостом между Китаем и Европой. Они имели статус хорошо развитых торговых, финансовых и производственных центров. При этом Китай долгое время оставался для Центральной Азии важнейшим источником научных знаний и передовых технологий.

Закат торговли по Великому шелковому пути привел к фактической экономико-географической изоляции Центральной Азии и внутриконтинентальных районов современного Китая. Когда Центральная Азия вошла в состав Российской империи, ее экономические связи с внутренними районами Китая начали ослабевать. В советские времена, когда центральноазиатский регион являлся составной частью СССР, его отношения с Китаем были фактически свернуты.

Торговля между Китаем и странами Центральной Азии стала развиваться сразу же после распада СССР. В период 1992-1998 годов товарооборот был крайне невелик и находился в пределах 350-700 млн. долларов ежегодно. Исходной точкой интенсификации торгово-экономических отношений стал финансово-экономический кризис в России. По итогам 1999 года объемы китайско-центральноазиатской торговли выросли примерно на 25%.

С 2000 года наблюдается еще более динамичный рост объемов торговли. В период 2000-2003 годов товарооборот между КНР и странами ЦА увеличился более чем в 3 раза – с 1 до 3,3 млрд. долларов. В период 2004-2008 годов тенденция к интенсификации торговли приобрела еще более устойчивый характер – товарооборот увеличился более чем в 4,5 раза, с 4,3 до 20 млрд. долларов. В свою очередь по итогам 2009 года товарооборот Китая со странами Центральной Азии составил примерно 17,6 млрд. долларов, уменьшившись на 12% в результате последствий мирового финансово-экономического кризиса. При этом, анализ структуры торговли между КНР и странами ЦА свидетельствует об устойчивой тенденции закрепления за Китаем роли поставщика готовой продукции, а за странами Центральной Азии – статуса поставщиков сырьевых ресурсов.

Хотя отношения между Россией и Центральной Азией берут свое начало еще со времен Великого шелкового пути, однако вплоть до середины XIX века экономические связи России были замкнуты в основном на Европу, в то время как с Центральной Азией были крайне слабы. Со второй половины XIX века начинается особая эпоха в истории российско-центральноазиатских экономических отношений. Главной отличительной чертой данной эпохи явилось то, что Россия и Центральная Азия были дважды интегрированы в рамках единых экономических систем: Российской империи, а затем – СССР.

В результате вовлечения центральноазиатского региона в орбиту экономического влияния Российской империи (60-е годы XIX века – 1917 год), Центральная Азия получила широкий доступ на российский рынок. В регион стали поступать значительные российские инвестиции. Однако, государственные образования, находившиеся в то время на территории Центральной Азии, во многом утратили свою самостоятельность, в том числе в сфере внешнеэкономической деятельности. В целом же в период пребывания в составе Российской империи Центральная Азия экономически оставалась крайне слаборазвитым, чисто аграрным регионом, в основном поставщиком хлопка-сырца, шелка и шерсти для российской текстильной промышленности.

Повторная экономическая интеграция Центральной Азии и России (с момента образования СССР до 1991 года) также имела как позитивные, так и негативные аспекты. С одной стороны, именно на советский период приходится беспрецедентный в истории России и стран Центральной Азии экономический взлет. С другой стороны, советские республики Центральной Азии находились в предельно жестких экономических (и, безусловно, политических и идеологических) рамках командно-административной системы СССР, где действовали принципы планово-централизованного распределения ресурсов (финансовых, материальных и других). Экономические связи между республиками бывшего СССР формировались иногда даже вопреки экономической целесообразности (существовал даже такой официальный термин как «планово-убыточные предприятия»).

В советское время взаимодействие между Россией (РСФСР) и Туркменистаном (Туркменской ССР) в нефтегазовой отрасли касалось в основном поставок газа с туркменских месторождений в Россию/российском направлении и координации действий по обеспечению функционирования магистрального трубопровода «Средняя Азия – Центр» (САЦ). После распада Советского Союза, когда вышеуказанная схема разрушилась, в нефтегазовом взаимодействии между Российской Федерацией (РФ) и Туркменистаном четко прослеживаются три этапа:
- первый этап: период 90-х годов;
- второй этап: период 2000-2008 годов;
- третий этап: период с 2009 года по настоящее время.

Первый этап: период 90-х годов
Период спада пришелся в целом на 90-ые годы и продлился вплоть до 2003 года: масштабы и интенсивность российско-туркменского нефтегазового сотрудничества тогда кардинально снизились. Начиная примерно с 1993 года, российский концерн «Газпром» стал регулярно блокировать поставки туркменского «голубого топлива» через систему трубопроводов САЦ. Основной причиной этого была неурегулированность контрактных соглашений между Туркменистаном и Россией по поводу поставок газа на Украину. С одной стороны, это было связано с тем, что «Газпром», выступая торговым посредником между Туркменистаном и Украиной и, пользуясь монопольным доступом к российским газотранспортным коммуникациям, закупал туркменский газ по цене в 3-5 раз ниже, чем на европейском рынке и затем перепродавал туркменское «голубое топливо» по более высокой цене.

Со второй половины 90-х годов ХХ столетия российские нефтегазовые компании, реализуя стратегические планы по расширению своих возможностей, стали обращать большее внимание на Казахстан, где еще в бытность Советского Союза были обнаружены крупные запасы углеводородного сырья, значительная часть которых в силу ряда причин ранее была не востребована. В настоящее время Россия и российские компании (в основном «ЛУКОЙЛ», а также «Роснефть» и «Газпром») принимают участие или декларирует свою готовность к участию в добычных проектах в Казахстане не менее чем на 18 крупных месторождениях нефти и газа.

К числу стратегически важных относятся совместная с другими иностранными компаниями разработка таких месторождений как «Тенгиз» и «Карачаганак», которые входят в разряд наиболее крупных в мире (доказанные запасы – около 3,1 млрд. и 1,2 млрд. тонн нефти/1,35 трлн. кубических метров природного газа соответственно), а также проведение геологоразведочных работ на перспективных участках «Курмангазы» и «Жамбай» (геологические запасы оцениваются примерно в 1, 8 млрд. и 6,5 млрд. тонн жидких углеводородов соответственно). Кроме того, в планах «Газпрома» и «ЛУКОЙЛа» также освоение перспективных месторождений «Хвалынское», «Центральное» и «Имашевское» (общий оценочный объем – более 450 млрд. кубических метров природного газа и около 230 млн. тонн жидких углеводородов).

Объемы российских финансовых ресурсов, так или иначе вложенных в добычные проекты на территории Казахстана предположительно составляют около 4,5 млрд. долларов, включая примерно 3,1-3,2 млрд. долларов приобретенных активов и не менее 1,3-1,4 млрд. долларов прямых инвестиций. Однако в целом российская доля в проектах по добыче нефти и газа на территории Казахстана все еще не столь значительна. Сегодня российские компании (в основном «ЛУКОЙЛ») добывают в Казахстане всего лишь около 8% от общего объема добытой нефти и порядка 15% от общего объема добытого газа.

С момента установления дипломатических отношений со странами Центральной Азии взаимодействие в сфере безопасности стало приоритетом в центральноазиатской политике Китая. Благодаря активным и целенаправленным действиям КНР за очень короткий по историческим меркам период времени сотрудничество с государствами ЦА в сфере безопасности приобрело достаточно доверительный характер. Как представляется, Пекину в какой-то степени даже удалось преодолеть отчужденность, которая наблюдалась в Центральной Азии в отношении Китая на протяжении последних более чем 200 лет.

По состоянию на конец первого десятилетия XXI века, базовые элементы центральноазиатской политики КНР в сфере безопасности в целом концептуально оформились. Сама же стратегия заключается в том, чтобы опираясь на ШОС, участвовать в решении комплекса проблем безопасности, стремиться к развитию тесных, партнерских отношений с государствами ЦА и обеспечить максимально благоприятные условия для реализации своих стратегических целей.

При этом, сделав основную ставку на ШОС Китай одновременно продолжил взятый ранее курс на усиление взаимодействия с каждой из стран региона в отдельности, где подход Пекина к вопросам двустороннего сотрудничества в сфере безопасности в какой-то степени обуславливается и перспективностью реализации Китаем крупных экономических проектов в конкретной центральноазиатской стране, а также местом того или иного государства ЦА в экономической стратегии КНР в целом.

До 2001 года присутствие США в ЦА носило преимущественно экономический характер и воспринималось в КНР относительно спокойно. Однако события 11 сентября 2001 года и последовавшая за этим под эгидой Соединенных Штатов антитеррористическая операция «Несокрушимая свобода» в Афганистане существенно изменили расстановку сил в Центральной Азии и вокруг нее в невыгодной для Китая конфигурации. Так называемая цветная революция в Кыргызстане и «андижанские события» в Узбекистане в 2005 году лишь подтвердили опасения Пекина в отношении «реальных планов Вашингтона» в регионе и возможности влияния США на ситуацию в ЦА в потенциально опасном для КНР направлении.
Соответственно произошел пересмотр китайских приоритетов в Центральной Азии при оценке угроз безопасности.

Сохранив взятый ранее курс на усиление сотрудничества как в двустороннем, так и в многостороннем формате, Пекин стал действовать на центральноазиатском направлении еще более активно и наступательно. Причем Китай продемонстрировал готовность применять всю полноту имеющегося у него политического, экономического и военного потенциала для обеспечения интересов своей национальной безопасности.

После появления американских военных баз на территории Афганистана, Кыргызстана и Узбекистана Китай усилил войсковую группировку в СУАР на афгано-пакистанском и центральноазиатском направлениях. Одновременно, Пекин заметно активизировал сотрудничество со странами Центральной Азии в сфере безопасности с целью создания более устойчивых схем и алгоритмов взаимодействия. Основной акцент руководством КНР был сделан на укреплении ШОС, как своеобразного противовеса американскому присутствию в регионе и механизма защиты здесь интересов Китая. В первую очередь, потребовалось повысить эффективность договорно-правовой базы сотрудничества в рамках Организации.

В конце 90-х годов непрекращающаяся вооруженная борьба между различными группировками в Афганистане и хаос, царящий в этой стране, стали все более негативно воздействовать на обстановку как в ЦА, так и в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР). Если в первой половине 90-х годов афганские события не оказывали существенного влияния на Китай, то с появлением на военно-политической сцене Афганистана Движения «Талибан» положение дел стало заметно меняться. Впечатляющие успехи талибов в вооруженном противоборстве с другими военно-политическими группировками и захват ими власти в Кабуле во второй половине 90-х годов создали крайне благоприятные условия для активизации в Афганистане различного рода экстремистских сил.

Пекин выступил за интенсификацию сотрудничества со странами Центральной Азии и Россией в борьбе с новыми общими угрозами. При этом, активизации сотрудничества КНР с РФ по вопросам региональной безопасности во второй половине 90-х годов способствовало еще и то, что с 1996 года, после прихода в российский МИД Е.Примакова, во внешней политике Кремля произошли существенные изменения: значительно усилился восточный вектор. Россия выразила намерение развивать стратегическое партнерство с Китаем, что было официально озвучено в 1996 году на российско-китайском саммите в г.Москве во время визита председателя КНР Цзян Цзэминя. В августе 1999 года на бишкекском саммите «Шанхайской пятерки» КНР и РФ призвали к скорейшему формированию договорно-правовой базы и организации практического взаимодействия специальных органов по пресечению террористических, экстремистских и сепаратистских проявлений, оперативному реагированию и обмену информацией. Уже в декабре того же года в г.Бишкеке на встрече руководителей правоохранительных структур и специальных служб Китая, России, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана был подписан соответствующий меморандум.

Еще более тесное взаимодействие между Пекином и Москвой по вопросам региональной безопасности наметилось после прихода к власти в России В.Путина. Важным достижением китайско-российского тандема явилось создание в июне 2001 года на базе «Шанхайской пятерки» и с участием Узбекистана новой региональной организации – Шанхайской организации сотрудничества. Тогда же была одобрена и подписана Конвенция «О борьбе с терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом», которая предусматривала активизацию взаимодействия стран-членов ШОС на более качественном и практическом уровне, а также возможность подключения к сотрудничеству других государств. Следующим шагом в данном направлении стало принятие в 2002 году на саммите в г.Санкт-Петербурге решения о создании конкретного механизма взаимодействия – Региональной антитеррористической структуры (РАТС) ШОС.