В 1990-х годах российско-центральноазиатское энергетическое взаимодействие имело место в основном между Россией и Казахстаном, что обуславливалось крайне тесной структурно-технологической взаимозависимостью их экономик, в первую очередь приграничных областей. Взаимодействие же Российской Федерации (РФ) с другими странами региона – Кыргызстаном, Таджикистаном, Туркменистаном и Узбекистаном – практически не наблюдалось, если не считать в целом незначительных и нерегулярных поставок газа из Туркменистана и Узбекистана, а также коммерческих и гуманитарных поставок нефти и нефтепродуктов в Кыргызстан и Таджикистан.

С приходом к власти в Кремле В.Путина и его команды значение Центральной Азии  (ЦА) в российской внешней стратегии стало поступательно возрастать. Следствием этого стала кардинальная интенсификация энергетического взаимодействия России не только с Казахстаном, но и с другими государствами региона. И хотя по истечению первого десятилетия XXI века данное взаимодействие по-прежнему касается преимущественно нефтегазовой отрасли, но, тем не менее, наблюдаются признаки диверсификации российско-центральноазиатского сотрудничества и по другим отраслям ТЭК.

На сегодняшний момент, общее состояние дел в сфере энергетического взаимодействия РФ со странами ЦА можно вкратце охарактеризовать следующим образом.

Проекты в нефтегазовой отрасли

Главный интерес для Китая представляют газовые ресурсы страны, так как экспортные возможности Туркменистана по нефти невелики. На всем постсоветском пространстве Туркменистан является единственной страной, которая обладает высоким экспортным потенциалом по газу и имеет возможность экспортировать большую часть (свыше 3/4) добываемого «голубого топлива». Это связано со значительными запасами газа в стране, которые, по туркменским оценкам, составляют около 25 трлн. кубических метров. Здесь необходимо отметить, что туркменские оценки, по-видимому, могут быть завышены. Доказанные запасы туркменского газа, по данным целого ряда иностранных экспертов, значительно ниже: около 3 трлн. кубических метров – без учета еще фактически не разведанного газового месторождения «Южный Иолотань», на которое Туркменистан возлагает большие надежды. Однако его запасы пока точно не известны (хотя это месторождение, безусловно, относится к категории крупных), а проведенное в октябре 2008 года аудиторское исследование дает очень расплывчатую оценку. В то же время, даже если предположить, что Ашгабат существенно преувеличивает газовые запасы страны, в любом случае внутренние потребности республики относительно доказанных запасов невелики, учитывая малочисленность населения (около 5 млн. человек) и отсутствие крупной промышленности (за исключением самой нефтегазовой отрасли).

Сегодня в нефтегазовой отрасли Туркменистана активно работает китайская КННК и ряд других компаний, которые реализуют целый ряд проектов.

Несмотря на то, что дипломатические отношения между двумя странами были установлены практически сразу же после распада СССР – 6 января 1992 года, вплоть до середины первого десятилетия XXI века Китайская Народная Республика (КНР) не проявляла особой активности в плане усиления своего экономического влияния в Туркменистане. Масштабы присутствия производителей из Китая на туркменском рынке не были заметны даже на фоне внешнеторговых связей самого Туркменистана. В период 1992-2006 годов объемы поставок товаров из Китая не превышали 110 млн. долларов в год, а двустороннего товарооборота – 125 млн. долларов (около 1,8% от товарооборота Туркменистана).

Столь несущественные масштабы китайского торгового присутствия были связаны, прежде всего, с географической удаленностью государств друг от друга (как минимум на 1500 км). В условиях существующей транспортно-коммуникационной схемы в Центральной Азии, это обуславливает необходимость пересекать границы как минимум двух стран (Казахстана и Узбекистана, или Кыргызстана и Узбекистана) при транспортировке грузов по суше. На этом фоне приграничная торговля Туркменистана, в том числе и т.н. челночная торговля, была и остается замкнутой преимущественно на соседний Иран.

Интенсивный рост объемов торговли пришелся на 2007 год, когда товарооборот увеличился в 3 раза, достигнув 377 млн. долларов (порядка 3,96% туркменского товарооборота), где объемы самих туркменских поставок не превышали 63 млн. долларов (0,96% экспорта Туркменистана), а объемы поставок китайских товаров увеличились со 107 до 314 млн. долларов (10,4% импорта Туркменистана). В 2008 году китайско-туркменский товарооборот увеличился еще на 76% и составил уже 663 млн. долларов (порядка 4,1% туркменского, 0,03% китайского товарооборота). Объем туркменских поставок в Китай составил 95 млн. долларов (0,8% экспорта Туркменистана, 0,008% китайского импорта), а поставок из Китая – 568 млн. долларов (12,7% импорта Туркменистана, порядка 0,04% китайского экспорта). В 2009 году китайско-туркменский оборот увеличился еще на 58% и достиг 1048 млн. долларов, где объемы китайского экспорта составили 915 млн. долларов

Казахстан
Первым из государств Центральной Азии (ЦА), с которым Пекину удалось юридически урегулировать погранично-территориальные проблемы, был Казахстан, имеющий с Китаем наиболее протяженную границу – около 1740 км. 26 апреля 1994 года между КНР и Казахстаном был заключен договор «О казахстано-китайской государственной границе», который определил линию прохождения границы на всем ее протяжении, за исключением двух участков – в районе реки Сары-Чельды (бывшая Алматинская область) и перевалов Чаган-Обо и Баймурза (бывшая Семипалатинская область). Спор шел о 944 кв. км. казахстанской территории. Лишь в сентябре 1997 года было подписано дополнительное соглашение о границе, а 10 марта 1999 года парламент Казахстана его ратифицировал. Тем самым был завершен процесс делимитации. В соответствии с соглашением, 407 кв.км. спорной территории отошли Китаю, а 537 кв.км. – остались у Казахстана.

Примечательно, что при этом Казахстан удовлетворил просьбу Пекина и пошел на ликвидацию инженерно-фортификационных сооружений на границе, возведенных еще при СССР в качестве единой оборонительной системы против «возможной агрессии» со стороны Китая. Следует отметить, что Казахстану в наследство от СССР досталась разветвленная и хорошо оборудованная система инженерно-фортификационных сооружений в приграничной с Китаем зоне. Особенно мощным считался Хоргосский укрепрайон, прикрывавший стратегическое – Алма-Атинское направление, где была создана разветвленная система долговременных огневых точек в окружении мощных минных полей, а также размещались два полка, в том числе один – огнеметных танков.

Распад Советского Союза и появление в Центральной Азии (ЦА) новых независимых государств создали совершенно новую геополитическую ситуацию в регионе, которая с настороженностью была воспринята в Китайской Народной Республике (КНР), имеющей с ЦА достаточно протяженную общую границу.

Нерешенность погранично-территориальных проблем с бывшим СССР, в частности по прохождению государственной границы и принадлежности спорных приграничных территорий, «автоматически» накладывалась на процесс развития взаимоотношений Китая с новыми центральноазиатскими странами. Это, в свою очередь, несло в себе потенциальную угрозу интересам национальной безопасности как КНР, так и постсоветских республик.

В этой связи решение погранично-территориальных проблем было поставлено Пекином во главу угла зарождающегося в начале 90-х годов сотрудничества между Китаем и странами ЦА. При этом руководство КНР исходило из того, что пограничная политика является действенным инструментом как защиты национальной безопасности страны, так и активного воздействия на сопредельные государства в целях реализации тех или иных интересов Китая в регионе.

Интерес Китайской Народной Республики (КНР) к нефтегазовым отраслям стран Центральной Азии (ЦА) обозначился еще в середине 90-х годов прошлого века. Начиная с этого времени, значение региона в китайской энергетической, равно как и в целом в экономической политике, поступательно растет.

При этом, если в середине-конце 90-х годов проектная активность КНР и китайских компаний в нефтегазовом сегменте экономик стран ЦА фокусировалась только лишь на Казахстане, то с началом XXI века интерес Пекина стал постепенно распространяться и на другие государства региона. Основное внимание Китая в настоящее время приковано к нефтегазовым отраслям Казахстана и Туркменистана. Китайское же присутствие в нефтегазовых отраслях остальных стран ЦА связано не столько с энергетическими потребностями КНР, сколько с задачей продвижения иных (экономических и политических) интересов в данных государствах и в регионе в целом.

На сегодняшний день деятельность Китая и китайских компаний в нефтегазовом сегменте стран центральноазиатского региона, как представляется, не оказывает заметного влияния на развитие российского нефтегазового комплекса и серьезно не ущемляет российских интересов, тем более, что они не носят долгосрочный и объединенный единым планом характер, не вписаны в программу модернизации экономики России.

Интересы Китая к нефтяным ресурсам Центральной Азии связаны с Казахстаном, так как только эта страна ЦА располагает относительно высокими экспортными возможностями по нефти. Экспортные возможности Туркменистана крайне незначительны, а остальные государства региона являются нетто-импортерами нефти/нефтепродуктов.

Как представляется, региональная экономическая интеграция на постсоветском пространстве и, в особенности в ее российско-центральноазиатском сегменте, является принципиально важным (возможно даже жизненно важным) и непреложным условием выживания и иннновационно-промышленного развития всех стран ее участниц в условиях:
- имевшего места системного разрыва традиционных экономических связей в результате распада СССР;
- слабости, сырьевой ориентации и низкой конкурентоспособности национальных экономик;
- продолжающейся дезинтеграции постсоветского пространства и его переформатирования в рамках навязываемых извне форматов, схем, алгоритмов и концептов;
- высоких вызовов и рисков глобализации, в том числе связанных с современным мировым финансово-экономическим кризисом.

В этой связи именно нефтегазовое направление могло бы стать локомотивным и магистральным, особенно с точки зрения его очевидно высокой политической поддержки, традиционно значительных масштабов, глубины и интенсивности сотрудничества России со странами Центральной Азии. Все это оправданно позволят говорить о необходимости максимально эффективного использования данного по сути ключевого, а, возможно, и последнего единственно реального направления для активизации региональных интеграционных процессов.

Однако, современный формат экономического присутствия России и российских компаний в нефтегазовой сфере стран Центральной Азии, а также в целом российско-центральноазиатского нефтегазового сотрудничества пока не предоставляет ожидаемых широких возможностей для интеграции по причине наличия целого ряда крайне сложных проблем, носящих политико-экономический характер. Среди этих проблем особо выделяется комплекс проблем связанных с ярко выраженной экспортно-сырьевой ориентацией нефтегазовых отраслей России и основных центральноазиатских экспортеров углеводородов – Казахстана и Туркменистана. Россия и Казахстан – два крупнейших на постсоветском пространстве производителя нефти и газового конденсата экспортируют свыше 70% от общего объема добычи этих стратегических ресурсов. В свою очередь, Туркменистан экспортирует на внешние рынки около 67% от общего объема добываемой в стране нефти и примерно 75% природного газа. Причем, вряд ли будет оправданным стремление России и отдельных стран Центральной Азии еще более увеличивать объемы экспорта сырья, войти в число крупнейших поставщиков углеводородов на мировом рынке и за счет этого повысить свою роль в глобальной экономике и, соответственно, мировой политике.

Текст доклада В.Парамонова на VIII мировом конгрессе Международного совета по центрально- и восточноевропейским исследованиям, г.Стокгольм (Швеция), 26-31.07.2010. Доклад подготовлен совместно с А.Строковым, а также с использованием отдельных наработок, выполненных вместе с О.Столповским. В.Парамонов, А.Строков и О.Столповский – аналитики по вопросам развития Центральной Азии и ШОС, политики в регионе со стороны России и Китая, www.ceasia.ru.

Отношения России и Китая с Центральной Азией имеют богатую историю, в которой политика и экономика тесно переплелись друг с другом. Традиционно центральноазиатское направление было одним из ключевых во внешней политике России и Китая. Это представляется естественным с учетом расположения региона в центре Евразии – на стыке географии и интересов двух данных держав. При этом очень характерно и то, что с точки зрения экономики Центральная Азия никогда не была объектом российско-китайского соперничества. Во многом это связано с тем, что пики экономической активности России и Китая в регионе приходились на различные исторические периоды.

В период расцвета Великого шелкового пути (вплоть до середины II-го тысячелетия нашей эры) государственные образования, расположенные на территории современной Центральной Азии, служили транспортным мостом между Китаем и Европой. Тогда именно Китай был внешним локомотивом экономического развития региона, главным источником научных знаний и передовых технологий. Развитие морских транспортных перевозок в эпоху Великих географических открытий (XVI век нашей эры) вызвало переориентацию мировой торговли с сухопутных маршрутов (основу которых составлял Великий шелковый путь) на морские. Существенная дешевизна морского транспорта привела к фактической экономико-географической изоляции Центральной Азии.

Во второй половине XIX века, когда Центральная Азия вошла в состав Российской империи, экономические связи региона стали замыкаться в основном на Россию. Это способствовало выходу Центральной Азии из экономико-географической изоляции и существенной интенсификации экономических связей. С падением Российской империи (1917 год) начался принципиально новый этап российско-центральноазиатских экономических отношений, так как именно в период существования СССР наблюдался беспрецедентный в истории России и стран Центральной Азии экономический взлет. Вплоть до распада Советского Союза именно Россия являлась локомотивом экономического развития Центральной Азии, оказав решающее влияние на формирование современного экономического облика региона.

Комментарий В.Парамонова корреспонденту газеты «Свободы Слова» (Казахстан) Жулдыз Алматбаевой от 04.08.2010.

Вопрос: насколько реальна возможность, что Киргизия увлечет за собой Узбекистан, и какими могут быть последствия для Казахстана?

Ирония заключается в том, что Киргизия «может увлечь за собой» вовсе не Узбекистан, а Казахстан ... Тем не менее, объективности ради надо признать, что вероятность этого хоть и существует, но является крайне низкой. Тем более, что пока Казахстану успешно удается гасить схожие тенденции у себя дома.

На этом фоне, основную угрозу нестабильность в Киргизии несет в первую очередь для Таджикистана и китайского Синьцзяна, причем как в сфере безопасности, так и в сферах политики и экономики.

В свою очередь, Узбекистан был и остается стержнем – якорем стабильности всей Центральной Азии. Если это будет пониматься тем же Казахстаном, то очевидно, что объединение усилий двух ведущих стран региона как в двустороннем формате, так и в многостороннем (например, в рамках ШОС) будет способствовать стабилизации Киргизии и всего региона. Однако, пока такой координации не было и нет, что позволяет утверждать о все более реальной возможности дестабилизации Киргизии.

Как представляется, сегодня перед странами-членами ЕврАзЭС, ШОС и ОДКБ стоит задача серьезного переосмысления нынешних «концепций» своего развития и разработки совместными усилиями новой, более эффективной и единой модели, которая способствовала комплексному развитию всех стран-членов путем реальной межгосударственной интеграции на постсоветском пространстве в сфере экономики и безопасности.

В основе этого сотрудничества должно лежать понимание важности ШОС как организации, способной высветить общий долгосрочный интерес России, стран Центральной Азии и Китая – совместное экономическое освоение и стабильное развитие огромного внутриконтинентального пространства Евразии. Однако только при наличии политической воли осознать главенство данного ключевого приоритета над всеми остальными, возможно обеспечение прорыва в комплексном экономическом развитии внутренних пространств Евразии, включающих Центральную Азию, западный Китай и ряд внутренних регионов России.

Во-первых, необходима существенная активизация и принципиальное усиление координации деятельности внутри и между ЕврАзЭС, ОДКБ и ШОС, у которых есть шансы, чтобы превратиться в эффективные блоки. Однако, для этого на начальном этапе крайне важно существенно снизить появившуюся в результате распада СССР фрагментацию экономического и оборонного пространства «Россия – Центральная Азия» и преодолеть сырьевую ориентацию экономик стран региона и России. Очевидно, что основная нагрузка по решению данных задач должна лечь на ЕврАзЭС и ОДКБ. При этом на начальном этапе роль ШОС должна сводится к обеспечению политической поддержки Китаем интеграционных процессов на постсоветском пространстве.

Идея создания Энергетического клуба (ЭК) ШОС официально была озвучена в 2006 году в то время президентом России В.В.Путиным на саммите ШОС в г.Шанхае, а на экспертно-аналитическом уровне получила обсуждение в рамках серии мероприятий, в том числе круглого стола «Перспективы формирования Энергетического клуба ШОС» (г.Ташкент, февраль 2007 года), организованного Центром политических исследований (Узбекистан) при поддержке Секретариата ШОС.

Министерство промышленности и энергетики России даже подготовило проект положения об Энергоклубе, согласно которому данная структура на первом этапе должна стать неправительственным совещательным органом, а ее основной задачей предполагается «создание информационной и дискуссионной площадки для всестороннего обсуждения энергетических стратегий государств-членов ШОС и выработки предложений по повышению энергетической безопасности».

Можно как соглашаться, так и не соглашаться с подобной «узко энергетической» и «чисто консультативной» версией идеи создания ЭК – сегодня это не столь принципиально. Наиболее же принципиальным остается то, что вопрос формирования Энергоклуба в последние годы по непонятным причинам отошел (если не был «задвинут») на задний план, в то время как создание подобной структуры (пусть даже и в предлагаемом Россией варианте) могло бы стать достаточно важным шагом в укреплении Шанхайской организации.