Реальные масштабы экономической деятельности России и российских компаний в нефтегазовой отрасли Туркменистана по сравнению с другими зарубежными участниками пока крайне малы. По имеющейся информации, объем российских инвестиций составляет несколько десятков миллионов долларов. Столь незначительная финансовая активность РФ и российских компаний во многом это объясняется тем, что добыча углеводородов в Туркменистане и, в первую очередь на суше, контролируется государством. Единственное исключение для проектов на суше пока было сделано только для китайской КННК и МГК «ИТЕРА».
Для иностранных инвесторов доступно лишь освоение шельфовых месторождений (на туркменском участке побережья Каспийского моря) на условиях СРП. Крупные российские компании не проявляют особого интереса к разработке нефтегазовых месторождений на шельфе. Одной из причин этого является то, что интересующие Россию шельфовые месторождения углеводородов расположены вблизи туркмено-иранской морской границы. Статус Каспийского моря пока не определен, а Иран настаивает на увеличении своего сектора. Более того, освоение морских месторождений технологически более сложно, чем на суше, что требует дополнительных инвестиций.
Тем не менее, учитывая значительные углеводородные и, в первую очередь, газовые запасы Туркменистана, есть все основания предполагать, что уже в ближайшей перспективе активность российских компаний с высокой вероятностью будет возрастать.

Проекты по разработке и освоению месторождений

• Планы по геологоразведке и последующему освоению ряда месторождений на шельфе туркменского сектора Каспийского моря. Углеводородный потенциал туркменского сектора Каспийского моря (свыше 78 тысяч кв.км.) предварительно оценивается в объеме от 11 до 12 млрд. тонн нефти и от 5,5 до 6,2 трлн. кубических метров газа. По официальным данным, на туркменский сектор каспийского шельфа приходится до 40 % нефтегазовых запасов страны.

В феврале 2009 года «ИТЕРА» подала заявку на получение лицензии на освоение и разработку этих блоков. Уже в апреле «ИТЕРА» получила предварительное согласие властей Туркменистана на работы на 21-ом блоке туркменского участка каспийского шельфа. В сентябре 2009 года в ходе визита президента России Д.Медведева в г.Ашгабат, «ИТЕРА» даже подписала с Государственным агентством по управлению и использованию углеводородных ресурсов при президенте Туркменистана СРП по 21-му блоку. Согласно заявлению председателя правления МГК «ИТЕРА» И.Макарова, к работам, которые планируется начать в 2010 году, будет привлечена и компания «Зарубежнефть», имеющая большой опыт морского бурения.

В системе военного сотрудничества России с государствами Центральной Азии Узбекистан занимает крайне важное место, поскольку наряду с Казахстаном, и в силу своего геополитического, экономического, демографического и военного потенциала объективно является ключевым государством региона. В частности, Узбекистан располагает наиболее боеспособными и хорошо оснащенными в регионе вооруженными силами, которые имеют непосредственный боевой опыт ведения специальных операций в горных условиях. Нормативно-правовую основу российско-узбекских отношений составляют более 200 договоров и соглашений, регулирующих различные направления и области двустороннего сотрудничества.

Военное сотрудничество
В первые годы независимости военное сотрудничество между Россией и Узбекистаном было достаточно активным и носило партнерский характер. Не случайно именно Россия и Узбекистан выступили инициаторами подписания в г.Ташкенте в мае 1992 года Договора «О коллективной безопасности» (ДКБ) СНГ, который стал первой попыткой формирования системы безопасности на постсоветском пространстве. С началом гражданской войны в Таджикистане Москва и Ташкент тесно координировали свои действия по оказанию военной помощи таджикским правительственным формированиям. Совместно с российской 201-й дивизией подразделения узбекских ВС вошли в состав коалиционных миротворческих сил для поддержания мира в Таджикистане.
Однако, во многом из-за политики ельцинской администрации в середине – конце 90-х годов Узбекистан стал активно выстраивать стратегию, нацеленную, в первую очередь, на тесное сближение с США и НАТО. Соответственно, интенсивность двустороннего российско-узбекского военного сотрудничества в указанный период заметно снизилась, а само взаимодействие стало все чаще больше протокольный характер, ограничиваясь ничего не значащими встречами и заседаниями. Одновременно Узбекистан подписал ряд параллельных договоров и соглашений в области военного взаимодействия как с государствами СНГ, так и с рядом стран дальнего зарубежья. В 1999 году Узбекистан принял решение не участвовать в системе коллективной безопасности в рамках ДКБ.
С приходом к власти в РФ В.Путина произошли определенные позитивные сдвиги в российско-узбекских отношениях, в том числе и военной сфере. В то же время события 11 сентября 2001 года еще больше усилили узбекско-американское взаимное тяготение. Узбекистан стал ключевым звеном в Центральной Азии в борьбе Соединенных Штатов «против терроризма» на территории Афганистана, а в н.п. Ханабад была создана американская военная база.

Все попытки РФ и ЦА интегрироваться в глобальную экономику, осуществленные за годы после распада СССР, убеждают, что ни России, ни государствам Центральной Азии не остается больше надежд на «чудо», называемое некоторыми романтическими экономистами «экономическим выздоровлением» или неким «хозяйственным прорывом». Попытка России и стран ЦА осуществить модернизацию своих экономик за счет прямых иностранных инвестиций потерпела неудачу. Рассчитывать на это в будущем, в условиях кризиса и посткризисного восстановления глобальной экономики, было бы, по крайней мере, наивным. Очевидно, что ресурсный и промышленный потенциал РФ и центральноазиатских республик имеет и должен иметь значение, прежде всего, для них самих, а не для мирового рынка. По этой причине России и государствам Центральной Азии на данном историческом этапе предпочтительно сконцентрироваться на региональной интеграции, не отвлекаясь на далекие от их реалий «глобальные проекты».

Безусловно, идея российско-центральноазиатского единения не является новой. На пространстве СНГ предпринимались неоднократные попытки восстановить разрушенные в начале 1990-х гг. хозяйственные связи путем развития двусторонних отношений и создания различных интеграционных объединений (Союз Россия-Белоруссия, Центрально-Азиатское экономическое сообщество, Организация Центрально-Азиатское сотрудничество, ЕврАзЭС и т.д.). Однако, экономическая эффективность всех этих структур, впрочем, как и самого СНГ, более чем сомнительна.

Важный блок проблем на пути «пробуксовки» экономической интеграции между РФ и ЦА связан с неготовностью/нежеланием России использовать в своих и общих долгосрочных интересах геоэкономические условия Центральной Азии.

Специфика геоэкономических условий Центральной Азии

РФ и государства ЦА в геоэкономическом отношении представляют собой «сообщающиеся сосуды», а по «набору проблем» похожи друг на друга. Отдельные факторы и моменты, определяющие принципиальную неконкурентоспособность российской экономики на мировом рынке в условиях глобализации, в общем-то присущи и центральноазиатскому сообществу. Страны ЦА унаследовали от СССР огромную социальную сферу и вынуждены поддерживать ее «на плаву». Следствием этого является объективно вынужденное высокое налоговое бремя, существенно превышающее аналогичный показатель развивающихся стран. Это также снижает конкурентоспособность центральноазиатских государств на мировом рынке. Более того, республики ЦА проигрывают странам, имеющим выход к морю, что ухудшает инвестиционный климат первых.

Однако геоэкономические условия региона в целом выглядят намного благоприятнее российских условий. Государства ЦА обеспечивают более высокую отдачу капиталовложений в реальный сектор экономики, предоставляя для РФ, по сути, уникальную возможность решения большого комплекса проблем, начиная от модернизации энергетики до освоения природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока. Тем более, Центральная Азия является для российского бизнеса фактически безальтернативным местом для эффективного вложения капитала, т.к. в «дальнем зарубежье» все экономически выгодные регионы освоены западными ТНК, и у российских деловых кругов нет шансов конкурировать с ними.

Основные причины «пробуксовки» экономической интеграции между РФ и ЦА, а также в целом ключевые проблемы на пути экономического развития постсоветского пространства, как представляется, связаны с игнорированием Россией своих специфических геоэкономических условий.

Специфика геоэкономических условий России

Климат
В силу продолжительной холодной зимы организация любого производства в РФ, включая добычу сырья, строительство производств и осуществление связанной с этим деятельности является крайне капиталоемким, требует значительно больших затрат, нежели в других странах. Достаточно сказать, что по оценкам ряда западных экспертов на 1 единицу ВВП в России расходуется энергии в 5-6 раз больше, чем в европейских странах и в 12-16 раз больше, чем в США и Японии.

Территория и расстояния
Наряду с суровым климатом, негативное воздействие на эффективность экономики оказывают большие сухопутные расстояния между экономическими субъектами, а также ограниченность доступа РФ к основным морским коммуникациям, неразвитость морского торгового флота. Россия объективно проигрывает в глобальной экономике по транспортным издержкам. В силу географического расположения РФ подавляющее большинство грузов перевозится по суше (железные и автомобильные дороги, трубопроводы и т.д.). Причем, в условиях глобализации фактор огромных сухопутных расстояний существенно подрывает конкурентоспособность экономики, увеличивая тем самым себестоимость продукции.

Высокое налогообложение
Россия вынуждена поддерживать высокий уровень налогообложения. Все статьи бюджетных расходов в РФ – содержание работников бюджетной сферы, вооруженных сил, финансирование заказов для ВПК и т.п. превосходят аналогичные показатели многих государств мира в десятки раз.

Интервью В.Парамонова корреспонденту газеты "Санкэй Симбун" (Япония) Сато Такао от 15.07.2010.

Вопрос: Какую долю занимает Китай среди стран-кредиторов центральноазиатских республик?

Согласно исследованию, проведенного моей аналитической группой, финансовое присутствие Китая в Центральной Азии является масштабным, а Китай и китайский бизнес уже занимают одно из первых, если не первое место среди других государств, компаний и финансовых институтов по объемам инвестиций, кредитов и активов. Если в конце 1990-х годов китайские финансовые ресурсы составляли менее 1 млрд. долларов (в виде инвестиций) и были представлены исключительно в нефтегазовой отрасли Казахстана, то за первые 10 лет XXI века их объем увеличился более чем в 20 раз, а сама китайская финансовая активность стала затрагивать, хотя еще и не равномерно, но уже все без исключения страны Центральной Азии.

По состоянию на начало 2010 года, общие объемы финансовых ресурсов, так или иначе вложенных Китаем в Казахстан оцениваются нами не менее чем в 23,6 млрд. долларов, включая примерно 11 млрд. долларов инвестиций, 0,55 млрд. долларов кредитов и 12,1 млрд. долларов – приобретенных активов. В свою очередь, в остальных четырех странах Центральной Азии цифры несколько скромнее.

Так, в Кыргызстане общие объемы китайских финансовых ресурсов оцениваются нами в пределах от 160 до 180 млн. долларов, включая около 120 млн. долларов кредитов и 40-60 млн. долларов инвестиций. При этом, показательно и то, что Китай является главным кредитором Таджикистана, существенно опередив международные финансовые структуры и другие страны: общие объемы китайских финансовых ресурсов в республике оцениваются в размере не менее 732 млн. долларов, включая 600 млн. долларов кредитов, 50 млн. долларов инвестиций и 82 млн. долларов приобретенных активов.

На этом фоне, общие объемы китайских финансовых ресурсов в Туркменистане оцениваются нами в более чем в 1,1 млрд. долларов, включая порядка 700 млн. долларов – кредитов и 450 млн. долларов – инвестиций, а в Узбекистане – на уровне не менее 640 млн. долларов, включая 167 млн. долларов кредитов и 473 млн. долларов – инвестиций.

Результаты нашего исследования отражены в только что вышедшей книге в соавторстве с двумя ведущими узбекскими аналитиками Алексеем Строковым и Олегом Столповским "Китайский экономический экспресс в центре Евразии: угроза или исторический шанс" (книгу можно приобрести на сайте "Центральная Евразия", www.ceasia.ru).

Сегодня РФ и ЦА еще не готовы к экономической интеграции, о чем свидетельствует и фактическое отсутствие общего экономического пространства в рамках ЕврАзЭС. Главной причиной неготовности РФ к полномасштабному взаимодействию с ЦА является проводимая Москвой форма экономической политики, которая, к сожалению, не учитывает традиционных экономических интересов и партнеров, а, по сути, игнорирует специфические геоэкономические условия развития страны. Как следствие, все это ведет к тому, что не задействуется потенциал экономического сотрудничества в СНГ, включая с ЦА.

Вместе с тем, справедливости ради следует отметить, что с избранием в 2000 году президентом РФ В.Путина начался некоторый пересмотр прежней стратегии экономического развития России в сторону региональной интеграции. Благодаря этой политике удалось осуществить ряд точечных действий по формированию принципиально нового геоэкономического поля притяжения России, в котором, помимо прочих государств, оказались также центральноазиатские страны. Речь идет о ЕврАзЭС (участники: РФ, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Белоруссия, позднее – Узбекистан, который однако приостановил свое членство в конце 2008 года; наблюдатели: Армения, Молдавия, Украина), реанимации некоторых межгосударственных многосторонних экономических структур в рамках СНГ, формирование т.н. «газового альянса» (РФ, Казахстан, Туркменистан, Узбекистан) и т.д. К этому следует также добавить попытки руководства РФ создать Единое экономическое пространство (ЕЭП, с участием РФ, Белоруссии, Украины и Казахстана) и последние усилия по развитию Таможенного союза, предпринятые уже во время президентства Д.Медведева.

Все это вместе взятое, вкупе с активизировавшимися двусторонними экономическими контактами, безусловно, несколько замедлило развитие центробежных тенденций на постсоветском пространстве в целом и в системе государств-членов ЕврАзЭС в частности, однако ни в малейшей степени не привело к более значительным прорывам в развитии региональной интеграции, равно как и к заполнению Россией геоэкономического вакуума на постсоветском пространстве, включая в ЦА.

Мало задумываясь над геоэкономическим смыслом своего геополитического движения в глубь Евразии, Россия на протяжении более 100 лет все же поступательно и настойчиво формировала общую экономику с Центральной Азией (ЦА). В особенности, это касается периода существования СССР, когда Россия и ЦА стали составными частями унитарной экономической системы. Характерно, что именно тогда наблюдался беспрецедентный в истории народов России и Центральной Азии экономический взлет, в целом небывалый прорыв в развитии, связанный с форсированием, как сегодня сказали бы, региональной экономической интеграции.

Однако, после распада СССР Российская Федерация (РФ) и большинство стран ЦА (как и остальных постсоветских государств) не понятно почему выбрали совсем другой курс, на полномасштабную глобализацию: всемерную интеграцию в мировое экономическое пространство. При этом на протяжении 1990-х годов РФ и ЦА, уже не рассчитывая друг на друга и даже временами откровенно демонстрируя «ненужность» возобновления былых тесных региональных экономических связей, стали предпринимать настойчивые попытки осуществить экономический рывок за счет привлечения прямых иностранных инвестиций со стороны глобальных центров силы. Россия в своей стратегии развития первоначально сделала ставку на интеграцию в евро-атлантическое сообщество, а страны ЦА – на многовекторность, балансируя между различными центрами силы. Но уже к концу XX века стало очевидно, что ни России, ни государствам региона не удалось сколько-нибудь полноценно и выгодно для себя интегрироваться в глобальную экономику. Такая интеграция возможна только на условиях окончательного закрепления за РФ и ЦА статуса «сырьевых придатков».

В начале XXI века Россия и страны ЦА, в какой-то степени начав осознавать все это, несколько скорректировали свои внешние экономические стратегии в пользу регионализации – восстановления былых связей. Как результат, начиная с 2000 года (прихода к власти В.Путина и его команды) Россия усилила свою политическую активность на центральноазиатском (и восточном в целом) направлении. В свою очередь, государства ЦА политически в целом откликнулись на инициативу России, проявив заинтересованность в восстановлении былых экономических отношений. В случае Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана это стало очевидно уже в 2000 году, когда эти страны совместно с Россией юридически оформили ЕврАзЭС, в случае Узбекистана – в 2005 году после т.н. андижанских событий, в случае Туркменистана – в 2007 году после смерти С.Ниязова (декабрь 2006 года). Именно на этот период пришелся и всплеск экономического сотрудничества РФ и стран ЦА, а также с Китаем (том числе в рамках ШОС).

На протяжении всего постсоветского периода политика Российской Федерации (РФ) в отношении Центральной Азии (ЦА) менялась: от фактически полного игнорирования стран региона (что наблюдалось в начале 90-х годов XX века) до развития с ними сотрудничества, главным образом, в институциональной, военной и нефтегазовой сферах (что наблюдается сейчас). Несмотря на рост активности России в Центральной Азии в последние несколько лет,  нет уверенности в том, что на сегодняшний день Москва смогла наконец то выработать единую стратегию в ЦА, где были бы четко видны место и роль региона в системе национальных интересов РФ.

При рассмотрении центральноазиатского вектора российской внешней политики в постсоветский период условно выделяются три основных этапа:

- первый этап охватывает период начала-середины 90-х годов и связан с фактическим исключением ЦА из сферы приоритетов РФ на фоне иллюзорного стремления стать «составной частью» Запада;
- второй этап пришелся на конец 90-х годов и связан с критическим переосмыслением Россией результатов всей своей внешней политики, в том числе и на центральноазиатском направлении;
- третий этап, начался в 2000 году – с момента прихода к власти в Кремле В.Путина, наиболее четко проявился к середине первого десятилетия наступившего века, характеризовался целенаправленными попытками политически вовлечь регион в орбиту влияния Москвы для кардинального усиления международных позиций России;
- четвертый этап, обозначился к 2010 году, связан с растущими инициативами со стороны Д.Медведева, тем не менее, идущего в тесном тандеме с В.Путиным, свидетельствует о попытках РФ перейти к более практическим формам и более конкретным задачам на повестке дня усиления российского присутствия в Центральной Азии, в том числе за счет отработки новых схем и алгоритмов политики.

Любая разруха – это, прежде всего, разруха в головах

Во многих странах СНГ и зарубежных экспертных кругах продолжаются дискуссии по поводу причин, вызвавших революционные потрясения на постсоветском пространстве – сначала в Грузии, затем на Украине и дважды в Кыргызстане. Кто-то продолжает искать в этих событиях «внешний след», кто-то больший акцент делает на наличии социально-экономических или, в большей степени, политических предпосылок подобного развития ситуации, а кто-то связывает названные события с необратимыми процессами демократизации и либерализации.

Однако, пока явно слишком мало говорится о наблюдающихся на всем постсоветском пространстве социальных процессах, которые, во многом, сформировали почву для революций в Грузии, на Украине и уже дважды – в Кыргызстане. Как представляется, социальные причины подобных потрясений на постсоветском пространстве следует искать, прежде всего, в двух ключевых плоскостях:
- общественного сознания;
- диалога между властью и населением.

Глубокий кризис в общественном сознании

Крах советской идеологии, слабость новых национальных идеологий и продолжающийся кардинальный пересмотр ценностных ориентиров вызывают хаос в умонастроениях широких слоев населения всех постсоветских стран.

Во-первых, в обстановке сохраняющегося идеологического и духовного вакуума многие люди чувствуют себя обманутыми и брошенными. Это, в свою очередь, порождает у одной части населения озлобление (хотя и скрытое) по отношению к власти, а у другой (причем, подавляющего большинства) – полное безразличие к проблемам государства и общества.

Во-вторых, затяжной экономический кризис на всем постсоветском пространстве, усиленный мировыми потрясениями, ведет к разочарованию широких кругов населения в «новой жизни». Надежды масс на ускоренное экономическое развитие и существенный рост благосостояния не оправдываются. Не в силах самостоятельно разобраться в объективных причинах этого значительная часть населения обвиняет во всем руководство своих государств.

Внезапный распад СССР и появление в центральноазиатском регионе независимых государств стало полной неожиданностью для Китайской Народной Республики (КНР), которая столкнулся с необходимостью формирования совершенно нового вектора своей внешней политики. Поэтому в начале 90-х годов XX века Китай не был готов к проведению активной внешнеполитической линии в Центральной Азии (ЦА). В силу соображений стратегического характера и учитывая неопределенность дальнейшего развития ситуации в самом центральноазиатском сегменте постсоветского пространства, Пекин попытался дистанцироваться от «внутренних проблем» региона и сосредоточиться на первоочередных вопросах обеспечения безопасности приграничных с Центральной Азией китайских территорий.

Во второй половине 90-х годов Китай заметно усилил свою активность на центральноазиатском направлении, повышение значимости которого во многом было продиктовано растущей обеспокоенностью Пекина комплексом проблем безопасности и социально-экономического развития западных территорий КНР. При этом, реально оценивая собственные, тогда явно ограниченные возможности, Китай для реализации целей своей политики в Центральной Азии сделал ставку на тандем с Россией. Результатом этого стало создание «Шанхайской пятерки», а затем – Шанхайской организации сотрудничества. Таким образом, Китай стал не только одним из инициаторов, но и локомотивом многопрофильной региональной организации. Наряду с интенсификацией взаимодействия со странами ЦА по вопросам политики и безопасности, определенный импульс был дан также и развитию экономических отношений. Это нашло отражение как в увеличении масштабов торговли, так и некотором росте китайской проектно-инвестиционной активности, главным образом, в нефтегазовой отрасли Казахстана.