Многостороннее сотрудничество России с государствами Центральной Азии в сфере безопасности помимо формата Содружества независимых государств (СНГ) и Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), которые, по сути, являются интеграционными структурами постсоветских республик, по идее должно осуществляться также и в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), членом которой является Китайская Народная Республика (КНР).

Присутствие в ШОС одной из крупнейших региональных держав, тем более стремящейся в мировые лидеры, безусловно накладывает определенный отпечаток на характер российско-центральноазиатского многостороннего сотрудничества в такой деликатной сфере как безопасность. Поскольку Китай являлся одним из главных локомотивов Шанхайского процесса и с самого начала принимал деятельное участие в развитии механизмов многостороннего взаимодействия («Шанхайская пятерка», а затем – ШОС), представляется, что практическая наполняемость сотрудничества РФ и стран ЦА в сфере безопасности уже напрямую связана с КНР.

Все это дает основания предполагать, что в рамках любых будущих усилий России в плане развития сотрудничества со странами Центральной Азии в сфере безопасности Москва уже не может и дальше игнорировать задачу развития этого сотрудничества вне учета китайского фактора. В противном случае потенциал ШОС в сфере безопасности так и будет оставаться невостребованным …

Характер проникновения России и российского бизнеса в таджикскую энергетику представляется неоднозначным и двусмысленным. С одной стороны, Россия, осуществив стратегически важный для Таджикистана крупный гидроэнергетический проект (строительство Сангтудинской ГЭС), а также приступив к геологоразведке таджикских углеводородных месторождений, уже заняла доминирующие по сравнению с другими государствами и зарубежными компаниями позиции в ТЭК Таджикистана. С другой стороны, собственно проектно-инвестиционная активность России пока не столь высока, а ее перспективы в основных отраслях таджикского ТЭК (гидроэнергетической, нефтегазовой и атомной) выглядят крайне туманными.

Во-первых, хотя объем российских инвестиций является существенным на фоне нынешних масштабов таджикской экономики, он вряд ли будет увеличиваться в кратко- и среднесрочной перспективе. И это при всем том, что гидроэнергетический потенциал Таджикистана очень высок и, помимо этого, эксперты все же прогнозируют наличие в Таджикистане более-менее крупных для РТ запасов газа, которые в перспективе могли бы полностью удовлетворить потребности республики.

Во-вторых, ТЭК Таджикистана не представляет особого интереса для России, поскольку в Таджикистане нет такого объема энергоносителей, которые могли бы иметь сколько-нибудь существенное значение для энергетической безопасности РФ. Тем более, что ключевая отрасль таджикского ТЭК – гидроэнергетическая, в целом находится в крайне тяжелом состоянии, пока нерентабельна для российских компаний и требует огромных инвестиций (причем, в условиях нерешенности водно-энергетической проблемы Центральной Азии), а перспективные газовые месторождения в РТ характеризуются повышенной технологической сложностью разработки (залегают на глубине от 5500 до 7000 метров), и по этой причине чрезвычайно дороги в освоении. Состояние же атомной отрасли Таджикистана сегодня таково, что она вряд ли будет представлять интерес для России, по крайней мере, в среднесрочной перспективе.

В-третьих, как показывает практика, все попытки российского бизнеса расширить свое присутствие в различных отраслях и секторах таджикской энергетики путем приобретения активов предприятий и взятия под свой контроль их деятельности, сталкиваются с сопротивлением Душанбе. Проявляя заинтересованность в российских инвестициях, Таджикистан, тем не менее, пытается не допускать российские компании к участию в приватизации стратегических объектов своей энергетики, желая сохранить государственный контроль над ними.

В советский период энергетическое взаимодействие между Россией (РСФСР) и Таджикистаном (Таджикской ССР) ввиду фактического отсутствия на таджикской территории промышленных запасов углеводородов и ограниченных запасов других энергоресурсов (за исключением гидроэнергоресурсов), также как и в случае с соседним Кыргызстаном, было минимальным и в основном касалось плановых поставок в республику российских энергоносителей. Тем не менее, Таджикистан был гармонично вписан в систему межреспубликанского обмена энергоресурсами: помимо нефтепродуктов и угля из России, Казахстана и Узбекистана в республику поставлялся газ из Туркменистана и Узбекистана. В свою очередь, Таджикская ССР, обладающая значительным гидроэнергетическим потенциалом, входила в число крупных производителей и поставщиков электроэнергии в бывшем СССР. Помимо этого, на территории современной Согдийской области (бывшей Ленинабадской области) Таджикистана добывалась и перерабатывалась урановая руда на Горнохимическом комбинате № 6 (Ленинабадский горнохимический комбинат, с 1990 года – ПО «Востокредмет»).

В результате распада СССР, дестабилизации внутренней ситуации в Таджикистане, вызванной гражданской войны (1992-1996 года), экономические связи с Россией, в том числе и в ТЭК, практически были свернуты, что соответственно отразилось и на динамике российско-таджикской торговли. По сравнению с 1991 годом в 1992 году двусторонний торговый оборот России с Таджикистаном снизился в среднем в 20 раз – с 3854 до 193 млн. долларов. Вплоть до 2006 года включительно годовые объемы российско-таджикского товарооборота изменялись хаотично, но не превышали 360 млн. долларов.

Проекты в электроэнергетической отрасли

Кыргызстан обладает огромным гидроэнергетическим потенциалом, который составляет порядка 142,5 млрд. кВт/ч в год, хотя реальное производство электроэнергии – всего лишь около 10 млрд. кВт/ч в год. Причем даже в советское время данный потенциал использовался менее чем на 10%. Учитывая это, объективно, что по мере роста промышленного производства в приграничном с Кыргызстаном СУАР, Китай проявлял определенную заинтересованность к вопросам строительства гидроэлектростанций (ГЭС) и поставок электроэнергии из КР. Тем не менее, проектная активность Китая в гидроэнергетической отрасли Кыргызстана пока не выходит за рамки обсуждений «планов на будущее», а среди наиболее перспективных проектов выделяется лишь проект по строительству ГЭС на реке Нарын.

При этом Китай демонстрирует и неготовность к участию в более крупных гидроэнергетических проектах на территории Кыргызстана, в частности по строительству Камбаратинских ГЭС. Во-первых, реализация данных проектов длительное время находится в плоскости обсуждения преимущественно между Бишкеком и Москвой. Во-вторых, у Пекина присутствует четкое понимание целого ряда негативных последствий в результате непродуманного строительства этих ГЭС, что обуславливается наличием сложных противоречий (в первую очередь в отношении использования водостока трансграничных рек) между Кыргызстаном с одной стороны, Узбекистаном и Казахстаном – с другой. В-третьих, проекты являются крайне затратными и малоприбыльными в краткосрочной перспективе. В-четвертых, вне зависимости от того, будет ли участвовать в строительстве этих ГЭС китайский капитал, именно СУАР КНР будет оставаться наиболее близким рынком для сбыта электроэнергии из КР. И поэтому, в-пятых, на данном этапе Китаю объективно выгоднее пока занимать в целом выжидательную позицию.

Экономические связи Китайской Народной Республики (КНР) с Кыргызской Республикой (КР) стали развиваться сразу же после распада СССР и установления 5 января 1992 года между двумя странами дипломатических отношений. При этом китайское экономическое проникновение в Кыргызстан с самого начала было сосредоточено преимущественно на торговой сфере.

Однако те же торговые отношения КНР с КР кардинально интенсифицировались лишь после 2004 года. Если в течение 1992–2004 годов объемы поставок из Китая в Кыргызстан находились в пределах 26-100 млн. долларов в год, а сам товарооборот – 30-125 млн. долларов, то по итогам 2008 года, объемы китайского экспорта уже составили 1186 млн. долларов, а общий товарооборот увеличился до 1453 млн. долларов. В 2009 году объемы китайских поставок в Кыргызстан существенно снизились – с 1186 до 528 млн. долларов, а общий товарооборот – с 1453 до 657 млн. долларов.

По истечению первого десятилетия XXI века, российско-кыргызское взаимодействие в ТЭК имеет место прежде всего в нефтегазовой и гидроэнергетической отраслях, в которых Россия формально заняла монопольное положение. По состоянию на начало 2010 года, российские финансовые ресурсы в нефтегазовой отрасли оцениваются в диапазоне от 110 до 140 млн. долларов, где подавляющая часть данных финансовых средств: от 88 до 99 млн. долларов – это выкупленные активы нефтетрейдерских компаний. В свою очередь, объем российских финансовых средств в гидроэнергетической отрасли (строительство каскада Камбаратинских ГЭС) оценивается в 450 млн. долларов, если включить 350 млн. долларов – льготного кредита и 100 млн. долларов в виде гранта правительству Кыргызстана. Однако, в реальности результаты российского проникновения в кыргызский ТЭК представляются крайне двусмысленными, а само присутствие РФ в энергетике КР можно лишь с большой долей условности назвать проектно-ориентированной.

С одной стороны, российский «Газпром» близок к установлению практически полного контроля над ключевыми национальными компаниями и основными сегментами в нефтегазовой отрасли Кыргызстана, а также местным рынком нефтепродуктов. Помимо этого, Россия начала финансировать строительство каскада двух Камбаратинских ГЭС, что открывает перспективы установления контроля и над гидроэнергетической отраслью Кыргызстана. Все это позволяет формально считать позиции РФ в КР устойчивыми и доминирующими.

С другой стороны, проект по строительству тех же Камбаратинских ГЭС так и не сдвинулся с мертвой точки, так как средства на его реализацию были использованы прежним руководством Кыргызстана нецелевым образом, а геологоразведка и освоение кыргызских углеводородных месторождений так и не началась. Поэтому масштабы собственно проектной активности РФ в энергетике КР были и остаются крайне незначительными: даже несмотря на то, что объемы российских финансовых ресурсов, выделенных на реализацию энергетических проектов представляются существенными на фоне малых масштабов кыргызской экономики. К тому же двустороннее энергетическое взаимодействие до сих пор не затрагивает атомную отрасль (переработка уранового сырья), хотя данная отрасль была хорошо развита еще в советское время.

В советский период энергетическое взаимодействие между Россией (РСФСР) и Кыргызстаном (Киргизской ССР) осуществлялось в рамках единого общесоюзного ТЭК. Несмотря на отсутствие промышленных запасов углеводородов и ограниченность других видов энергоресурсов (за исключением гидроэнергоресурсов), Кыргызстан был достаточно гармонично вписан в систему межреспубликанского обмена энергоресурсами: нефтепродукты в республику поставлялись из России, газ – из Туркменистана и Узбекистана, уголь – из Казахстана. В свою очередь, Кыргызстан наряду с соседним Таджикистаном входил в число крупных производителей и поставщиков электроэнергии. Помимо этого, в период 1955-1991 годов на Кара-Балтинском горнорудном комбинате (г.Кара-Балта, Чуйская область) осуществлялась переработка урановых руд, поставляемых в основном из Казахстана и Узбекистана.

После распада СССР схема межреспубликанского обмена энергоресурсами была в значительной степени разрушена. Полностью прекратилось российско-кыргызское взаимодействие по переработке урановых руд. Поставки энергоресурсов в Кыргызстан, в первую очередь газа и нефтепродуктов, стали осуществляться не на плановой и стратегической основе, а на коммерческой. Их своевременность и объемы в значительной степени определяются целым рядом обстоятельств, в первую очередь, характером взаиморасчетов, общим состоянием межгосударственных отношений и ситуацией в самой КР. В свою очередь, поставки электроэнергии из Кыргызстана в соседние республики также стали осуществляться на коммерческой и краткосрочной основе, а их объемы значительно сократились.

Отсутствие в Кыргызстане промышленных запасов энергоресурсов, в первую очередь углеводородов, обусловило крайне низкий интерес к республике со стороны зарубежных государств и компаний, в том числе России и российских компаний. К тому же в «ельцинский период» РФ в целом не была готова к проведению активной экономической политики в регионе и даже в такой маленькой стране как Кыргызстан. В результате этого, российско-кыргызские торгово-экономические связи вплоть до начала XXI века находились на крайне низком уровне. Так, по сравнению с 1991 годом в 1992 году двусторонний торговый оборот России с Кыргызстаном снизился в 26 раз – с 8,2 до 0,3 млрд. долларов, и на протяжении 1992-2003 годов ежегодные объемы торговли находились в пределах 200-350 млн. долларов.

Проекты в нефтегазовой отрасли

Нефтегазовая отрасль РК остается главным объектом интереса КНР. Характерной особенностью проникновения в отрасль китайских компаний является политика по приобретению зарубежных (в основном западных) активов. Дело в том, что к 2001 году основные нефтегазовые месторождения Казахстана были уже практически поделены между западными и российскими энергетическими компаниями. Начиная же с 2003 года, многие западные компании (в основном британские, канадские и американские) стали продавать свои активы, чем воспользовался, прежде всего, Китай.

В настоящее время среди основных проектов с китайским участием выделяются следующие:
- освоение нефтяных месторождений «Жанажол», «Кенкияк (надсолевой)» и «Кенкияк (подсолевой)» (Актюбинская область, северо-западная часть Казахстана);
- освоение нефтяных месторождений «Сазан-Курак» и группы нефтяных месторождений Адайского блока (Атырауская область, западная часть Казахстана);
- освоение Кумкольской группы нефтяных месторождений (Кызылординская и Карагандинская области, центральная часть Казахстана);
- освоение нефтяного месторождения «Каржанбас» (Мангистауская область, западная часть Казахстана);
- подготовка к геологоразведке и последующему освоению нефтегазового месторождения «Дархан» (северная часть казахстанского участка шельфа Каспийского моря);
- строительство и эксплуатация нефтепровода «Атасу-Алашанькоу»;
- строительство и эксплуатация газопровода в Актюбинской области (северо-западная часть Казахстана);
- строительство и эксплуатация казахстанского участка магистрального газопровода «Туркменистан-Китай».

Проекты в атомной отрасли

Начиная примерно с середины первого десятилетия XXI века Китай стал проявлять растущий интерес к атомной отрасли Казахстана. Еще в 2004 году Китайская национальная ядерная корпорация (CNNC) подписала с НК «Казатомпром» контракт по добыче урана на срок до 2020 года. Данный контракт сопровождался договором о стратегической кооперации между Китаем и Казахстаном в области атомной энергетики. В последующем между КНР и РК были достигнуты соглашения и о совместном производстве ядерного топлива.

3 января 1992 года были установлены дипломатические отношения между Китайской Народной Республикой (КНР) и Республикой Казахстан (РК). Однако в первой половине 90-х годов экономическое присутствие Китая в Казахстане ограничивалось исключительно торговой сферой. В период 1992-1995 годов объемы китайских поставок товаров находились в пределах 130-250 млн. долларов в год (а двусторонний товарооборот – 210-450 млн. долларов ежегодно). Причем торговля имела и стихийный, неконтролируемый характер (т.н. челночная торговля). Китайские поставки, включавшие в основном товары широкого потребления, осуществлялись через созданные в 1992 году на границе Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР) КНР с РК шесть пограничных переходов: Хоргос, Достык (Дружба) - Алашанькоу, Бахты, Джеминау, Алексеевка - Акчюп, Долаты.

Поставки китайских товаров широкого потребления играли и до сих пор продолжают играть ключевую роль в насыщении потребительского рынка Казахстана. Первоначально это было связано с тем, что вследствие распада CCCР перерабатывающие отрасли промышленности РК (и других постсоветских стран – традиционных торговых партнеров республики) практически прекратили функционировать, и по этой причине китайская продукция (в том числе даже низкого качества) пользовалась широким спросом на казахстанском рынке. Кроме того, Казахстан еще стал получать дополнительную прибыль от реэкспорта китайских товаров в соседние страны, в первую очередь Узбекистан и Россию.

Во второй половине 90-х годов процесс экономического проникновения КНР в РК заметно интенсифицировался. Это выразилось как в расширении присутствия китайских производителей на потребительском рынке Казахстана (в период 1996-2000 годов объемы китайских поставок находились уже в пределах 250-460 млн. долларов в год, а двусторонний товарооборот – 490-825 млн. долларов), так и в увеличившейся проектно-инвестиционной активности компаний из Китая. Важным стимулом повышения китайского интереса к Казахстану явился рост потребностей экономики КНР в энергоресурсах, в первую очередь в нефти. Ведущие китайские нефтегазовые корпорации стали приобретать активы в нефтегазовой отрасли РК и приступили к освоению ряда углеводородных месторождений на западе страны.

В будущем РФ и российские компании рискуют существенно сократить масштабы своего присутствия в РУз по ряду причин. Дело в том, что российские бизнес-структуры в Узбекистане (также как и в Казахстане и Туркменистане) в некоторых случаях не выдерживают конкуренции с другими иностранными компаниями, поскольку не ориентируются на энергетические проекты повышенной технологической сложности. На данную мысль наводит, например, тот факт, что «Газпром» после 2 лет геологоразведочных работ (2007-2008 годы) уступилряд крупных месторождений на плато Устюрт малазийской компании Petronas.

Кроме того, российские компании, несмотря на то, что сохраняют доминирующие позиции в нефтегазовой отрасли Узбекистана, пока не участвуют в проектах по глубокой переработке углеводородного сырья, делая основную ставку на геологоразведку, добычу и транспортировку газа из РУз. Однако, это идет вразрез со стратегическими целями экономического развития Узбекистана, который акцентирует основное внимание именно на глубокой переработке углеводородов с получением продуктов газо- и нефтехимии с высокой нормой добавочной стоимости, что предусматривает снижение объемов экспорта того же газа при одновременном увеличении объемов его переработки на месте. Тем более, что экспортные возможности по нефти у РУз отсутствуют вообще (Узбекистан является нетто-импортером нефти), а экспортные возможности по газу относительно невелики (по крайней мере, на фоне масштабов потребностей России в «голубом топливе» и в сравнении экспортными возможностями того же Туркменистана). Это связано с объективно высокими внутренними потребностями страны в углеводородах (многочисленность населения – более 27 млн. человек, наличие энергоемких отраслей промышленности и доминирование газа в топливно-энергетическом балансе страны – свыше 85%).

Благодаря открытию крупных месторождений природного газа, наличию трубопроводной инфраструктуры и развитой промышленной базы, Узбекистан (УзССР) еще в советский период времени тесно взаимодействовал с Россией (РСФСР) в рамках единого ТЭК, обеспечивая поставки «голубого топлива» в промышленные центры на Урале и европейской части СССР, а также транзит большей части туркменского газа. Кроме того, располагая значительными запасами урановых руд и мощностями по их первичной переработке (Навоийский горно-металлургический комбинат), Узбекистан был крупным поставщиком уранового сырья (закись-окись урана) на российские предприятия, производивших ядерное топливо.

После распада Советского Союза поставки узбекского уранового сырья в Россию практически прекратились, а нефтегазовая отраслевая кооперация между РФ и РУз видоизменилась. В данном взаимодействии четко прослеживаются как период резкого спада, так и период подъема, для которых характерны свои масштабы и формы сотрудничества. На 1990-е годы пришелся спад российско-узбекского нефтегазового сотрудничества. Резко сократились объемы поставок из Узбекистана в Россию природного газа. По мере роста собственной нефтедобычи Узбекистан фактически прекратил импорт российской нефти и нефтепродуктов. Столь значительное ослабление отраслевой кооперации в основном было связано с общим упадком российско-узбекских экономических связей, а также отсутствием между двумя странами соответствующей договорно-правовой базы нефтегазового сотрудничества. Это отразилось и на российско-узбекских торгово-экономических связях. Так, по сравнению с 1991 годом, в 1992 году двусторонний торговый оборот РФ с РУз снизился в среднем в 16 раз. На протяжении 1992-2003 годов ежегодные объемы торговли колебались в пределах от 0,6-1 до 1,9 млрд. долларов.