На протяжении 90-х годов ХХ века и даже в первые годы XXI века Китаю по ряду причин в целом не удавалось экономически закрепиться в Узбекистане. Вплоть до 2002 года включительно китайско-узбекские экономические связи ограничивались преимущественно торговлей. Тенденция поступательного роста экономического присутствия Китая в Узбекистане наметилась только лишь после 2003 года. Если за период 1992–2002 годов объемы китайских поставок в Узбекистан не превышали 114 млн. долларов в год, а сам товарооборот – 136 млн. долларов в год, то в 2008 году импорт из Китая уже достиг 791 млн. долларов, а общий товарооборот – 1335 млн. долларов. В свою очередь, в 2009 году товарооборот уже составил 1,9 млрд. долларов, увеличившись более чем на 40%.

Усиление китайского торгового присутствия в Узбекистане стало возможным, в первую очередь, благодаря осуществляемой Китаем программе экспортного кредитования – предоставления целевых кредитов, которые используются для закупки китайских товаров и услуг. Одновременно с ростом объемов китайско-узбекской торговли стала просматриваться и тенденция интенсификации проектно-инвестиционной деятельности Китая в Узбекистане.

Интерес китайских компаний фокусируется на целом ряде отраслей узбекской экономики: нефтегазовой, электроэнергетической, химической, транспортной и аграрной. Общий объем китайских финансовых ресурсов в Узбекистане оценивается на уровне не менее 362 млн. долларов, включая 167 млн. долларов кредитов и 195 млн. долларов – инвестиций.

Вплоть до середины первого десятилетия XXI века Китай особо не стремился к расширению своего экономического присутствия в Туркменистане, что во многом определялось географической удаленностью двух государств друг от друга. Масштабы присутствия китайских производителей на туркменском рынке долгое время не были заметны даже на фоне внешнеторговых связей самого Туркменистана. В период 1992–2006 годов объемы поставок товаров из Китая не превышали 110 млн. долларов в год, а двустороннего товарооборота – 125 млн. долларов.

Китайское экономическое присутствие в Туркменистане стало заметным лишь после 2006 года, когда Пекин четко обозначил свой долгосрочный стратегический интерес к газовым ресурсам этого центральноазиатского государства. Практически сразу же увеличились и объемы торговли. По результатам 2006 года, китайско-туркменский товарооборот увеличился более чем в 2 раза, достигнув 125 млн. долларов. Несколько больший рост объемов торговли пришелся на 2007 год, когда товарооборот увеличился в 3 раза, достигнув 377 млн. долларов. В 2008 году китайско-туркменский товарооборот вырос еще на 76% и составил уже 663 млн. долларов, где объемы поставок из Китая вышли на уровень 568 млн. долларов. В свою очередь, в 2009 году товарооборот составил уже 1 млрд. долларов, увеличившись  примерно на 60%.

Одновременно с увеличением объемов торговли стал наблюдаться стремительный рост масштабов проектно-инвестиционной деятельности Китая и китайских компаний в нефтегазовой отрасли Туркменистана, а также в отраслях, представляющих особый интерес для самого Ашгабата. При этом Китай стал широко использовать уже отработанный на других странах Центральной Азии финансовый механизм, который заключается в предоставлении льготных кредитов на те или иные экономические проекты.

Практически до середины первого десятилетия XXI века экономическое присутствие Китая в Таджикистане было минимальным, ограничиваясь периодическими поставками небольших партий китайских товаров широкого потребления. В частности, в период 1992–2003 годов китайский экспорт в Таджикистан был на уровне 5-15 млн. долларов в год, а таджикские поставки в Китай фактически отсутствовали.

Слабость китайско-таджикских экономических связей в 90-е годы и в начале первого десятилетия этого века в основном обуславливалась гражданской войной в Таджикистане в период 1992–1996 годов, а после этого – хрупкой внутриполитической ситуацией в стране: достаточно трудным и длительным процессом установления гражданского мира. Помимо этого, немаловажным фактором, осложнявшим развитие китайско-таджикских отношений, была географическая изоляция Китая и Таджикистана.

Хотя республика и имеет общую границу с Китаем (более 500 километров), однако долгое время она была недоступной для развития тех же торговых отношений, так как проходит по высокогорной местности, где ранее отсутствовала транспортная инфраструктура. В результате транспортировка тех же китайских товаров в Таджикистан осуществлялась через территории других стран: Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана.

Более того, Таджикистан стал последней страной региона, с которой Китаю удалось прийти к соглашению по погранично-территориальным вопросам. По сути, лишь после этого стало возможным открытие в 2004 году первого контрольно-пропускного пункта «Карасу» и функционирование прямого автодорожного сообщения между двумя странами через перевал «Кульма». Одновременно с этим Китай стал предоставлять Таджикистану льготные кредиты, в первую очередь под закупку китайских товаров.

С момента установления дипломатических отношений между двумя странами Китай стал рассматривать Кыргызстан не столько в качестве рынка сбыта своей продукции, сколько в качестве стратегического плацдарма для торговой экспансии в Центральную Азию и на постсоветское пространство в целом. Однако вплоть до 2004 года объемы китайско-кыргызской торговли были незначительны.

Торговые отношения Китая с Кыргызстаном кардинально интенсифицировались лишь после 2004 года. Если в течение 1992–2004 годов объемы поставок из Китая в Кыргызстан находились в пределах 26-100 млн. долларов в год, а сам товарооборот – 30-125 млн. долларов, то по итогам 2008 года, объемы китайского экспорта уже составили 1186 млн. долларов, а общий товарооборот увеличился до 1453 млн. долларов. В свою очередь, в 2009 году товарооборот составил всего лишь 0,6 млрд. долларов, уменьшившись более чем в 2 раза.

Основная функция Кыргызстана для Китая – не столько насыщать свой маленький рынок дешевой китайской продукцией, но служить мостом для  реэкспорта в остальные страны Центральной Азии (главным образом, в Узбекистан) и даже ряд областей России.

За рамками торговой сферы экономическое присутствие Китая в Кыргызстане пока в целом незначительно, а общие объемы китайских финансовых ресурсов в кыргызской экономике оцениваются в пределах от 160 до 180 млн. долларов, включая около 120 млн. долларов кредитов и 40-60 млн. долларов инвестиций. При этом финансовая активность Китая в Кыргызстане нацелена в основном на оказание технической помощи правительству республики и реализацию небольших по масштабам проектов в горнодобывающей и транспортной отраслях, а также в отрасли производства строительных материалов.

С момента установления дипломатических отношений Казахстан рассматривается Китаем в качестве основного объекта экономического интереса в Центральной Азии. Однако в первой половине 90-х годов экономическое присутствие Китая в Казахстане было крайне незначительным и ограничивалось исключительно торговлей. В период 1992–1995 годов объемы китайского экспорта находились в пределах 130-250 млн. долларов в год, а общий товарооборот – 210-450 млн. долларов.

Во второй половине 90-х годов экономическое проникновение Китая в Казахстан заметно интенсифицировалось. С одной стороны, это выразилось в расширении присутствия китайских производителей на казахстанском потребительском рынке и увеличении объемов торговли: в период 1996–2000 годов объемы китайских поставок находились уже в пределах 250-460 млн. долларов в год, а двусторонний товарооборот – 490-825 млн. долларов. С другой стороны, важным стимулом повышения интереса Китая к Казахстану явился рост потребностей китайской экономики в энергоресурсах, в первую очередь нефти, что обусловило начало проектно-инвестиционной деятельности китайских компаний в республике. Ведущие энергетические корпорации из Китая стали приобретать активы в нефтегазовой отрасли Казахстана и принимать участие в освоении углеводородных месторождений на западе страны.

С началом первого десятилетия XXI века масштабы и глубина китайского экономического проникновения в Казахстан обозначились еще более отчетливо. Это выразилось и в значительном увеличении китайского торгового присутствия на казахстанском рынке. В период 2001–2008 годов поставки товаров из Китая возросли в 11,3 раза – с 0,74 до примерно 8,4 млрд. долларов, а общий товарооборот – с 1,25 до порядка 16 млрд. долларов. В свою очередь, в 2009 году товарооборот составил 13,5 млрд. долларов.

После 2001 года, по мере трансформации периферийного статуса Центральной Азии в стратегический, на первый план для Китая выходит именно экономическая составляющая региональной политики. По сути, тем самым руководство КНР определило экономику в качестве стержневого элемента своей стратегии в ЦА. Одним из важных индикаторов этого может служить масштабное увеличение китайских финансовых ресурсов, направляемых в регион. Если в конце 90-х годов эти ресурсы составляли менее 1 млрд. долларов и были представлены исключительно в нефтегазовой отрасли Казахстана, то за первые 10 лет XXI века их объем увеличился более чем в 25 раз, а сама китайская финансовая активность стала затрагивать, хотя еще и не равномерно, но уже все без исключения страны Центральной Азии.

На современном этапе экономическая политика КНР в ЦА жестко подчинена общей стратегии Пекина по обеспечению максимально благоприятных внешних условий для достижения системного прорыва в плане модернизации, дальнейшего устойчивого роста экономики и последующего превращения страны в один из глобальных экономических центров силы. Пытаясь приблизиться к решению этих сложных задач, Китай решил более активно задействовать и центральноазиатский вектор своей политики, сделав выбор в пользу кардинального укрепления позиций в национальных экономиках стран Центральной Азии за счет интенсификации там проектно-инвестиционной деятельности и увеличения объемов предоставляемых кредитов.

Не будет большим преувеличением сказать, что Пекин нацелен на постепенное вовлечение региона в орбиту своего геоэкономического влияния. Следует особо отметить, что КНР проводит данную стратегическую линию крайне осторожно, ни в малейшей степени не афишируя своих политических/геополитических амбиций в ЦА. При этом экономическое проникновение Китая в Центральную Азию направлено прежде всего на освоение и импорт минерально-сырьевых ресурсов, всемерное стимулирование экспорта китайский товаров и услуг. Китайско-центральноазиатские торговые отношения уже прочно сложились в формате «готовая продукция в обмен на сырье», а растущие масштабы экономического присутствия Китая в Центральной Азии объективно способствуют лишь закреплению за странами региона сырьевого статуса.

Торгово-экономическая политика

В результате активизации торговой политики КНР стал отмечаться значительный рост присутствия в ЦА китайских производителей. В период 2001–2003 годов поставки китайских товаров и услуг в страны региона увеличились более чем в 2 раза – с 0,8 до 1,9 млрд. долларов, а общий товарооборот – с 1,5 до 3,3 млрд. долларов. Начиная же примерно с 2004 года, Пекин приложил еще большие усилия для продвижения китайских товаров, особенно машин и оборудования, а также услуг. В итоге, в течение 2004–2008 годов объемы китайских поставок увеличились примерно в 6 раз – с 1,9 до 11,6 млрд. долларов, а общий товарооборот – с 3,3 до порядка 20,2 млрд. долларов. В свою очередь по итогам 2009 года товарооборот Китая со странами Центральной Азии составил примерно 17,6 млрд. долларов, уменьшившись на 12% в результате последствий мирового финансово-экономического кризиса.

Причем, в реальности масштабы присутствия китайских производителей в регионе скорее всего значительно выше, нежели это следует из статистических данных международных структур и стран Центральной Азии, которые, как представляется, крайне слабо учитывают «челночную торговлю». Скорее всего, именно об этом свидетельствуют данные статистических органов КНР по китайско-центральноазиатской торговле: они примерно на 35-40% превышают данные статистических органов государств региона.

Принципиально важное место в центральноазиатской торговой политике Китая занимает Казахстан, приграничная и территориально наиболее крупная страна региона, имеющая развитое транспортное сообщение с КНР, достаточно высокую покупательскую способность населения и одновременно либеральный внешнеторговый режим. В свою очередь, единственное в Центральной Азии государство-член ВТО Кыргызстан был и остается интересен Китаю не столько как рынок сбыта продукции, сколько как площадка для дальнейшей торговой экспансии, в первую очередь, в плане реэкспорта китайских товаров.

Экономическая политика Китайской Народной Республики (КНР) в Центральной Азии (ЦА), являясь составной частью общей стратегии Пекина по превращению Китая в один из центров глобальной экономики и мировой политики, как представляется, все еще находится в процессе своего концептуального оформления. Первая половина 90-х годов ХХ века характеризовалась осторожным поведением Китая, установлением с новыми государствами торговых контактов, которые зарождались во многом стихийно, а «львиная доля» торговли приходилась на так называемый челночный бизнес. Развитие же полноценных экономических отношений в то время особо не выделялось на повестке дня политики КНР в ЦА и рассматривалось Пекином скорее в качестве некой дополнительной (пока четко не обозначившейся) возможности по стимулированию экономики приграничного с Центральной Азией Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР), нежели какого-либо приоритета для СУАР, а тем более всего Китая. Во многом это было связано с неопределенностью китайских долгосрочных интересов в регионе и ограниченными возможностями КНР (экономическими, политико-дипломатическими и иными) по проникновению в ЦА.

Но уже с середины 90-х годов Китай начал предпринимать более целенаправленные и практически значимые шаги по экономическому проникновению в регион. Тем более, что Центральная Азия, где к тому времени было подтверждено наличие значительных запасов нефти и газа, а также обладающая другими сырьевыми ресурсами и емким рынком сбыта (с населением примерно в 55 млн. человек), стала рассматриваться Пекином в контексте реализации национальной стратегии «Большого освоения Запада» – программы по ускоренному развитию внутриконтинентальных территорий КНР.

В начале XXI века, по мере развития многостороннего и двустороннего сотрудничества центральноазиатских государств с КНР, китайское направление постепенно становится одним из приоритетных во внешней политике всех без исключения стран ЦА. В период «цветных революций» на постсоветском пространстве и после известных событий в Кыргызстане и Узбекистане в 2005 году обозначилась тенденция на сближение между государствами ЦА и Китаем, что было основано на близости оценок ситуации в Центральной Азии и вокруг нее, особенно в сфере безопасности. Тем не менее к концу первого десятилетия нынешнего века данная тенденция так и не переросла в нечто большее и китайское направление по-прежнему остается лишь одним из основных направлений внешней политики стран региона, продолжающих проводить многовекторный курс.

Институциональное сотрудничество
В 2001 году участники «Шанхайской пятерки» – Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан, а также Узбекистан становятся членами новой многопрофильной международной организации – Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), одними из инициаторов создания которой выступил Китай. В настоящее время центральноазиатские государства (за исключением Туркменистана) представлены во всех институциональных структурах ШОС. Однако, несмотря на то, что ШОС удалось стать по сути ключевым механизмом институционального сотрудничества для стран ЦА, тем не менее эта Организация пока так и не смогла превратиться для государств региона в реальный институт интеграции. Поэтому развитие институциональных и иных связей с Китаем является вопросом преимущественно двусторонних, а вовсе не многосторонних отношений.

Безопасность и военное сотрудничество
С началом нового тысячелетия сотрудничество центральноазиатских государств с КНР в сфере безопасности получило новый импульс как в многостороннем, так и двустороннем формате. По мере формирования ШОС и превращение ее в международную структуру регионального сотрудничества, практически все государства ЦА стали придавать более важное значение развитию взаимодействия с КНР в сфере безопасности  в рамках данной организации. Тем не менее, наполняемость и масштабы того же военного сотрудничества стран ЦА с КНР в последние десятилетие во многом определяется конкретными интересами каждого из центральноазиатских государств как в сфере обеспечения своей национальной безопасности, так и экономического развития. И хотя сегодня основным гарантом региональной безопасности в Центральной Азии по-прежнему все еще рассматривается Россия, однако во многом именно взаимодействие с Китаем дает странам региона дополнительные финансовые ресурсы, а также более широкие возможности для дипломатического маневра при отстаивании своих национальных интересов в рамках многовекторного курса.

Со второй половины 90-х годов государства Центральной Азии стали придавать гораздо большее значение китайскому направлению своей внешней политики. В условиях нарастания негативных тенденций, вызванных как внутренними проблемами, так и воздействием ситуации в Афганистане, страны ЦА, в первую очередь, были вынуждены активизировать поиск внешних гарантов своей безопасности. Поскольку Россия во второй половине 90-х годов оставалась еще крайне слаба как в военном, так и экономическом плане, а ее политика в Центральной Азии продолжала характеризоваться непоследовательностью, государства региона стали рассматривать Китай как перспективного внешнего партнера в формировании системы региональной безопасности, тем более что и сам Пекин стал проявлять в этом встречную заинтересованность.

Институциональное сотрудничество
В 1996 году Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан, получившие первоначальный опыт институционального сотрудничества с КНР в рамках объединенной рабочей группы «4+1» по решению пограничных проблем между бывшими советскими республиками и Китаем, практически безоговорочно поддержали инициативу Пекина о создании нового института регионального сотрудничества по вопросам безопасности и в военной сфере – «Шанхайской пятерки», став наряду с Россией полноправными ее членами.

Безопасность и военное сотрудничество
После попыток вооруженного прорыва на территорию Узбекистана и Кыргызстана боевиков т.н. Исламского движения Узбекистана (ИДУ) в 1999 и 2000 годах, центральноазиатские государства заметно интенсифицировали военное сотрудничество с Китаем, который начал предоставлять им конкретную военную помощь, пусть и в незначительных масштабах. Кроме того, страны ЦА и КНР  наладили взаимодействие по линии спецслужб и правоохранительных органов, что было достаточно актуально в условиях активизации деятельности уйгурских сепаратистов в ряде стран ЦА, а также их непосредственного участия в деятельности местных радикальных исламистских организаций, в первую очередь в партии «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» и ИДУ.

На протяжении многих столетий между народами Центральной Азии (ЦА) и Китая шел интенсивный процесс многостороннего взаимодействия (экономического, научного,  культурного и т.д.). В период расцвета Великого шелкового пути (вплоть до середины II-го тысячелетия нашей эры) страны, расположенные на территории центральноазиатского региона, служили транспортным мостом между Китаем и Европой. Они имели статус хорошо развитых торговых, финансовых и производственных центров. При этом Китай долгое время оставался для Центральной Азии важнейшим источником научных знаний и передовых технологий.

Во второй половине XIX века, когда Центральная Азия  вошла в состав Российской империи, ее связи с Китаем – начали ослабевать. В советские времена, когда центральноазиатский регион являлся составной частью СССР, его отношения с Китаем были фактически свернуты.

С обретением в 1991 году республиками Центральной Азии национальной независимости, новые государства региона объективно были заинтересованы в скорейшем выходе на международную арену и развитии сотрудничества, в первую очередь с соседними странами. Выстраивание отношений государств ЦА с Китайской Народной Республикой (КНР) в начале 90-х годов началось практически с «чистого листа» и, по мере активизации в регионе самого Китая, шло по нарастающей, приобретая новые формы и содержание.

Период 1992-1995 годов

В начале 90-х годов новые государства Центральной Азии, безусловно, осознавали некую неизбежность взаимодействия с такой крупной региональной и ядерной державой как КНР. Тем более, Китай был одним из первых, кто признал суверенитет центральноазиатских республик и установил с ними дипломатические отношения. Однако у стран региона в целом отсутствовало четкое понимание места и роли Китая в своих внешнеполитических приоритетах, а также собственно – необходимости форсирования процесса сближения с Пекином.